Испуганные вопли, крики тревоги смешались с перекрывшим гул сражения многоголосым стенанием. Обернувшись, викинги Ивара с ужасом видели, как тылы их строя выпалываются подчистую. Тем временем викинги Пути и не думали повременить со своим неистовым натиском, желая, напротив, вложить в него все силы без остатка, поскольку им было обещано, что он продлится считаные мгновения.
Первый отряд лучников снова изготовился к стрельбе. Покончив с перезарядкой самострела, каждый арбалетчик ступал в бреши между стрелками из второго отряда и спешил сомкнуться со своими товарищами. Кому-то это удавалось сделать быстрее, кто-то замешкался. Шеф, скрипя зубами от нетерпения, дождался, пока ряд не сомкнулся — это было важно для того, чтобы придать залпу по-настоящему убойную силу, — и затем снова сделал отмашку.
Англичане успели дать четыре залпа. После четвертого к ним уже бежали озверевшие воеводы викингов, на ходу выкрикивая команды, пытаясь построить защитников лагеря. Ноги последних то и дело увязали в тлеющих угольках костров и в ворохах обрушенных палаток. Когда же они подобрались, англичане вновь исполнили распоряжение ярла. Тот, кто успел зацепить тетиву на собачку, произвел последний выстрел и стремглав уносился прочь вслед остальным арбалетчикам — а точнее, мимо и за спины воинов с алебардами, которые изготовились к бою за их спинами и сейчас чуть расступались, давая проход лучникам. Спустя миг они вновь сомкнули ряды и ощетинились остриями алебард.
— Ни шагу вперед, стоять на месте! — крикнул Шеф. Последний арбалетчик исчез из виду. Трудно сказать, услышан ли был его призыв, — рев сражения становился оглушительным. Оно готовилось вступить в стадию, в обсуждении которой Бранд прибегал к самым мрачным предсказаниям: он не верил, что эта худосочная мелкота устоит против напора громил Ивара.
Англичане четко выполняли приказ. Недвижимо застыв на месте, они выровняли ряд наконечников своих оружий, причем воины во втором ряду положили алебарды на плечи товарищей. Даже тот из воинов, чьи внутренности сейчас разъедал червячок страха, понимал, что от него не ждут подвигов. Он должен выполнить лишь то, что ему по силам. Да и ударной мощи натиску викингов уже явно недоставало. Многие были сметены железным шквалом, выпущенным из арбалетов, причем немало среди них оказалось воевод Ивара; другие же колебались или, во всяком случае, были не готовы к решительным действиям. Волна атакующих, как неизбежность, накатывалась на англичан по частям и разрозненно. Первым делом нападавшего ждал тычок наконечником алебарды, затем сыпались удары лезвием топора, а попытки викингов прорубить бреши в рядах, не пожелавших защитить себя щитами, пресекались внезапными выпадами алебард из второго ряда. Очень скоро викинги вынуждены были бесславно откатиться назад, свирепо озираясь то на недрогнувший строй немощных с виду врагов, то друг на друга, желая, видимо, решить, кто их них возглавит следующую попытку прорыва.
Но за их спинами уже гремело ликующее эхо. Бранд-Убийца, почувствовав, как редеет и комкается строй врага, державший его молодцов, наскоро отобрал самых могучих из них и бросил в сердцевину сечи. Те в считаные секунды начали одолевать. Строй распался. Ратоборцы Бранда стремительно оттирали смешавшиеся ряды в разные стороны, расчищая простор для остальных нападавших.
Сплошь и рядом воины Рагнарссона кидали на землю мечи. Сражаться далее не имело смысла.
Наблюдая за ходом битвы со стороны реки, Ивар Рагнарссон не испытывал на этот счет сомнений. Сон на «Линдормре» — так назвал он свою ладью — оказался слишком глубоким. Из-под одеял он выскочил тогда, когда оставалось лишь созерцать, но никак не пытаться менять ход сражения. А теперь — вновь испытывать леденящий привкус поражения.
Он знал, почему это произошло. Бойня, которая не прерывалась в течение этих нескольких дней, врачевала его душевные раны. Он наконец дал себе роздых, утолив снедавшее его бешенство, ранее утишаемое разве что нечастыми и непостоянными подношениями в виде любезностей его братьев, а также прилюдными истязаниями, которые Великая Армия готова была до поры до времени стерпеть. Итак, он ублажил себя, но пресытил кровожадность своих головорезов. Боевой дух пошатнулся. Не чересчур, но достаточно для того, чтобы вложить чуть меньше рвения в то бешеное усилие по защите лагеря, которое требовалось во время этой вероломной вылазки.