Путь между

Они пошли. Спотыкаясь и падая, грызя себе души за позорное бегство, за невозможность прийти на помощь к человеку, который никогда не оставлял в беде… Экономя продукты, бездумно тратя силы, изнывая от мошки и почти не замечая, что ноги проваливаются все глубже и глубже в топкую жижу…

Трясина… Когда осознаешь наконец смысл этого слова, слишком поздно искать местечко посуше. Слишком поздно трястись заполошным ужасом мучительной смерти.

— Надо опять связать ветки! — гулко зашептал шут, словно боялся расплескать, потревожить открывшуюся перед ними пропасть, полную торфяного смрада.

— Какие ветки? — обреченно спросил король.

— Поздно, слишком поздно спохватились, милые! — захохотало болото. — Мои вы, с ног до головы — мои! Думать поздно, дышать поздно… Зачем, зачем?! Там, под темными водами — покой, покой! Нет пути назад, пропустило, обмануло, завлекло! Там — тоже топь, топь, топь…

— Итани! — неожиданно звонко крикнул король, вспоминая старицу Эрины. — Именем Итани пропусти!

— 3-з-з-замолчи! — змеей зашипело болото, дернулось, будто ужалить хотело, закачало, затрясло клочок мха под ногами. — Не с-с-с-смей! 3-з-з-з-з-злое имя, с-с-с-серое! С-с-с-ссерый Витязь в плащ-щ-щ-щ-ще из тумана! Молния в руках, рубит, крош-ш-ш-шит! Из-з-зувечил, ус-с-смирил, с-с-сволочь! Поз-з-зор-р-р-р!

И тогда король обнажил меч:

— Молния в руках, говоришь?! Ну так я, Потомок Итани Серого, пришел завершить начатое! Добить недобитое! — и ударил по грязной воде.

Серебристый клинок поймал луч полуденного жаркого солнца, прорезал топкую гладь, словно кусок пудинга полоснул. Еще раз, удар за ударом, а губы уже сами шепчут заклинание, пуская его по мечу, пусть Воздуха, не Воды, но по болоту — памятью о божественном предке!

Никогда не забыть ему этот вой — боли, злобы, смерти. Пляску разъяренного раненого чудища, вскидывающего лапы в бессильном желании достать, стереть в щепоть грязи, скрутить, как обрывок корней… Взбесившаяся земля рвется из-под ног, а он одной рукой удерживает потерявшего сознание Санди, а другой рубит, рубит, рубит…

Тишина.

Как это сложно — одновременно любить и бояться простого слова, несущего покой: «тишина»… Слова, равнозначного приговору… топору палача… последнему глотку жизни.

Тишина.

И стук перегревшегося сердца, гул лопающихся артерий, хруст рвущихся жил…

Это ты, Йоттей? Посидим, поболтаем о Вечности? Прости, я сделал все, чтоб не попасть к тебе как можно дольше…

Временами король приходил в себя, но реальность не баловала его разнообразием. Прыгающая земля. Вспотевшая спина. Проклятый акинак, впивающийся в ребра. Сопение Санди, ругательства, раздирающие небо…

А потом — горький отвар и снова тишина…

Знакомый отвар, такие варил Эйви-Эйви. Недолгое просветление памяти, успокоившийся рассудок… Мир, переставший вертеться перед воспаленными глазами… Нет, проводника с ними нет… Только шут, упрямо, как умеет он один, несущий своего «куманька»… Полутвердая земля под грязными сапогами…

Тишина. Темнота.

Йоркхельд. Он идет рядом по колено в траве изумительного оттенка и улыбается, напевая нехитрый мотивчик. Тебе хочется петь, брат… А мне почему-то хочется плакать…

Я сделаю все, чтобы отомстить за тебя, брат. Я вырвусь из этой темноты. И тишины.

Я отомщу, ослабляя твои Путы в Небытие. А там Йоттей сдержит слово. Знаешь, он ведь мне обещал! Быть на короткой ноге с Самой Смертью — в этом есть свои выгоды, правда?

Снова привкус отвара… Ну конечно, Эй-Эй успел научить шута нехитрым походным премудростям! Варить кашу, лечить лихорадку… Немного бульона, а, дружище? Что это?! Какая горечь! Зачем мне жевать дубовую кору?!

Тишина. Темнота.

Свернувшееся пространство. Отблеск чужого костра. Отголосок чужого разговора. Две тени за чертой огненного круга.

Крыло Ночи и Обрывок Сумерек… Голоса. Или шелест листвы, складывающийся в полузнакомые слова?

— Как ты мог потерять след?!

— Я не терял, я шел по следу!

— И увяз по горло! Я потерял время…

— Я шел по следу. Я не знал, что они умеют ходить по воде!

— Пей, грейся! Теперь не догнать…

— Не догнать… Ты хоть знаешь…

— Знаю…

— К жилью пойдут, к теплу потянутся…

— Здесь нет жилья! Разве…

— Разве — что?

— Пей!

— Пей!

Пригрезилось? Горечь целебных трав. Гулкий шепот на грани реальности:

— Ты полежи здесь, куманек, отдохни. Вот, веревку к руке привязываю, не снимай, ладно? На сухое место выбрались, так я пойду, разведаю, где мы, что мы… А ты жди! И не вздумай умирать без меня, слышишь?!

— Не волнуйся, брат, мне уже лучше. — Голос слабый, но звучит вполне уверенно, король даже слегка приподнялся на локте, приоткрывая глаза.

— Ты сначала разберись, какого брата поминаешь! — всхлипнул шут, сменяя мокрую тряпку на королевском лбу.

— Тебя, дурачина, тебя, горе мое закадычное! Спасибо, Санди, милый…

— Молчи! Сам горе! Горе детства, наказание молодости! Молчи, отдыхай. Я скоро…

Он честно молчал. И честно отдыхал, прихлебывая отвар, за долгие дни передряг буквально въевшийся в израненное нутро. Время от времени проверял веревку: не оборвалась ли, не отвязалась? Целехонька… Хорошо…

— Приятель, эй, куманек!!!

Вопль далекий, не хватает сил ответить!