Жилище сюр-баши издалека бросалось в глаза: самая большая ёрту, крытая белыми кошмами, она будто парила над прочими, как облако над холмами. У других ёрту, поскромнее, вход прикрывала еще одна кошма, но у ёрту Байгула была навешана деревянная резная дверь, в которую мужчина мог войти, почти не наклоняясь. Длинная коновязь перед входом была вся занята, а знатные хозяева коней стояли с другой стороны от сюр-баши, наблюдая за приближением чужаков.
Сам Байгул ждал возле двери. Свен и Годо предполагали увидеть такого же старого орла, как Айборыс, но Байгул оказался моложе – ему, пожалуй, оставалось еще несколько лет до сорока, и вид у него был довольно свежий. Рослый, плечистый, плотного сложения, в ярко-зеленом кафтане с крылатыми псами-симоргами, он имел вид грозного воина даже без доспехов. Продолговатое высоколобое смуглое лицо, круто изломленные черные брови – будто два кречета в небе, – небольшие карие глаза, крупный нос с немного выступающей спинкой, темные усы и небольшая темная бородка, твердая складка губ – все выдавало человека уверенного и привыкшего повелевать. Волнистая прядь темных волос красиво падала на лоб из-под узорной шелковой шапочки. Но и Свен, хоть был намного моложе, не робел перед повелителем десятков тысяч всадников: после всего пережитого он чувствовал себя почти бессмертным, как Одиновы эйнхерии, но и мысли о возможной смерти не боялся ничуть. Тому, кто сохранил честь и достоинство, смерть не страшна, а струсившему и жизнь не в радость.
Под пристальным взглядом Байгул-бия сыновья Альмунда подошли и остановились перед ним.
– Все ли у вас хорошо? – по-славянски осведомился Годо, а Мамалай тут же перевел на булгарский тот вопрос, которому сам же и научил.
– Все хорошо, – не без удивления ответил Байгул, не ожидавший этого приветствия от чужаков, и продолжил по обычаю: – А как у вас?
Переводя, Мамалай украдкой подмигнул Свену: дескать, все идет отлично! Байгул вступил в беседу между гостем и хозяином, и это очень подкрепляло надежды на успех задуманного.
– Хорошо ли кочуете? – задал новый вопрос Свен.
Мамалай весь день учил их с Годо булгарским обычаям вежества: как подойти, где сесть, что говорить сначала, а что потом. Русы понятия не имели, что значит кочевать хорошо или плохо, но старательно запоминали, что и как делать и говорить. От того, сумеют ли они завязать дружбу с сюр-баши, зависела возможность пройти с войском через булгарские земли мирно и беспрепятственно, а прорубаться через эти толпы всадников с боем не хотел никто.
– Чтоб вьюки ваши были уравновешены! – пожелал Годо и, дождавшись, пока Мамалай переведет, а Байгул подтвердит уравновешенность поклажи на вьючных животных, объявил:
– Байгул-бий, я твой гость!
«Эпе санан хана пулатап», – ради такого важного случая Годо затвердил эти слова по-булгарски.
Байгуловы брови дрогнули и дернулись вверх – словно два кречета было снялись в полет от изумления. По темным глазам его было видно, что он лихорадочно пытается сообразить, как поступить в таком положении, какого он не ждал. Вздумай русы броситься на него с оружием, он не растерялся бы ни на миг. Мирным намерениям русов он не доверял. Что это за мутное дело вышло у них на нижнем Итиле, из-за чего они поссорились с хакан-беком, как попали сюда, в край, где никогда не бывали? Айборыс, получивший хорошие подарки, уговорил его принять русов и дать им высказаться, но самое лучшее, что Байгул собирался им предложить, – это убираться, откуда пришли, без сражения. А они, оказывается, притязали на прием в его ёрту, на его хлеб, баранину и уйран, тем самым лишая его возможности даже заговорить как об изгнании, так и о битве.
Но возразить сюр-баши не мог: древний обычай прочно замыкал ему уста. Всякий вправе попросить о гостеприимстве, особенно когда делает это с соблюдением всех обычаев, и отказавший в нем оскорбит само Высокое Небо.
Да и само то, что чужаки знают обычай, заставило сюр-баши несколько растеряться. Выходит, эти светловолосые люди из внешней тьмы – не совсем то, что о них думают.
– Юрать, – чуть помедлив, с достоинством произнес Байгул, – эсе манан хана пулатан.
– Хорошо, ты будешь моим гостем, – радостно прошептал Мамалай. – Добро-дело, господин!
Знаком Байгул предложил новоявленным гостям зайти в ёрту. Взгляд его при этом задержался на мечах Годо и Свена; тайком вздохнув, Свен снял с плеча перевязь, где висел Страж Валькирии, и бережно опустил на землю, острием к реке – в ту сторону, откуда они пришли. Уже без мечей входя в резные двери, оба старательно переступили через порог и прикоснулись правой ладонью к притолоке – тоже в знак мирных намерений. Если они соблюдают обычай, то и Байгул не сможет его нарушить, и эти простые действия должны были послужить им защитой более мощной, чем полный доспех хазарского всадника.