– Как же, отец, не стоило, пойдем, я тебе покажу, какую мне красоту даровал Семаргл. Теперь у меня волшебный меч ДажьБога и волшебный щит Семаргла, трепещи подлый Нук, – весьма жизнерадостно выкрикнул Святозар. Он лишь мгновение медлил, да пристроив правую руку на плечо отца, взволнованным голосом вопросил, – а чего гонец от Доброгнева приезжал?
– Мальчик мой, – будто не слыша вопроса наследника, проронил правитель и отвел взор от лица сына, зыркнув на дверь, ведущую из гридницы. – Я только переживаю, как бы этот заговор с щитом не попал в какие-нибудь не умелые руки.
– Ты, отец, подумал о Туре? – переспросил Святозар и усмехнулся, вспомнив о спящей няне Бажене.
– Ну, и не только о Туре, я вообще, – теперь правитель зыркнул прямо в голубые глаза наследника.
– Тревожиться не стоит, отец. Так как этот заговор Семаргл открыл лишь для меня. После того, как я его исполнил книга закрылась, выпустив из себя оранжево-красные похожие на снег крупинки, которые упали на волоху и окрасили ее в ярко-желтый цвет, – молвил наследник, и задорно засмеялся. – Вот же любит Вед менять наряды, теперь еще не раз изменит цвет волохи, пока не станет какой-нибудь землистой.
Правитель, успокоившись пояснениям наследника, улыбнулся ему, а погодя черты лица его нежданно судорожно шевельнулись и по ним, кажется, прокатилось надрывистое трепыхание, да, таким же содрогнувшимся голосом он сказал:
– Доброгнев прислал гонца с плохими вестями, сынок. Ты правильно меня тогда предупреждал насчет Эриха… В середине месяца просимецъ, Эрих пропал из города. Доброгнев обыскал весь город и ближайшие деревни и узнал, что Эриха видели с человеком похожим на Нука, и кто-то даже видел, как темной ночью они уезжали из города на лошадях.
Святозар державший отца за плечо при первых же его словах так крепко в него вцепился, точно пытаясь удержаться и не упасть, да побледнев как полотно, тихо произнес:
– Как же так, отец, ты же велел Доброгневу не спускать глаз с брата, почему он тебя ослушался, почему?
– Нет, сынок, он не ослушался… Как я и велел, он не спускал с него глаз, поселил его в своем доме. Но Эрих перед побегом был сам не свой, много плакал, сидел в своих покоях не выходя, и ничего не ел. Доброгнев подумал, что он заболел, вызывал к нему знахаря… А посем поздно ночью он убежал, через окно. Доброгнев когда вошел к нему в покои был потрясен. – Теперь голос правителя и вовсе лихорадочно дернулся, но он справился с собой и более спокойно продолжил, – все перевернуто вверх дном, укрывало, подушки, простыни разорваны на части, у столов и сидений сломаны ножки, и стекло в окне выбито, словно Эрих выпрыгнул, в него, не открывая.
Святозар тягостно покачнулся из стороны в сторону, на лицо его набежала тень так, что, кажется, не только нахмурилось оно, но и будто все потемнело и, чтобы хоть как-то совладать с волнением, юноша глубоко задышал.
– Ничего, сынок, ничего, – протянул правитель, не ведая как поддержать сына, да стремительно привлек его к себе, и, обняв, начал гладить по голове.
– Надо, сказать, другам, – сглотнув огромный ком воздуха, оный вроде застрял во рту, заметил наследник. – Они должны знать, что Эрих может объявиться на стороне нагаков.
– Эх, сынок, други нас с тобой поймут, – тихо выдохнул правитель. – А что про меня люди скажут… Скажут, что вырастил я предателя…. который против земли своей, против народа пошел.
– Отец, – отстраняясь от него, бедственным тоном проронил Святозар и в очах его блеснули слезы. – Но я то, я то буду с тобой… И я ни кому не позволю, так на тебя говорить, мой дорогой отец.
– Конечно мальчик мой, ты будешь рядом, и это уменьшит… намного уменьшит боль в моей душе, – молвил Ярил и лучисто улыбнулся сыну. – А теперь пойдем, посмотрим твой щит и пора уже обедать.
После того, как Святозар показал отцу свой щит и новую волоху Вед, правитель покинул светлую комнату, сказав сыну, что ждет его в белой столовой на трапезу. Наследник взял щит и унес его в свою опочивальню, где положил сверху на большой темный с крышкой сундук, в коем уже находились завернутые в ткань кольчуга, шлем, лук и меч ДажьБога. Святозар не стал убирать щит в сундук, оставив выполнение этой почетной обязанности Борщу, а сам меж тем торопливо сняв с сиденья аккуратно повешенный кунтыш и соболью шапку, с трудом натянув первое поспешил на Ратный двор к Храбру.