Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

Мир всё-таки был не очень велик. Не вообще, а для тех, кого мы зовём друзьями… или не зовём, потому что они приходят сами.

Андрюшка Альхимович и Йенс Круммер тоже спешили нам навстречу. И ничего в этой встрече не было странного.

Только хорошее. Словно сигнал о том, что жизнь начинает налаживаться заново.

Не секрет, что друзья не растут в огороде,Не продашь и не купишь друзей…Вот поэтому ятак бегу по дороге

С патефоном волшебнымв тележке своей…Не секрет, что друзья убегают вприпрыжку,Не хотят на цепочках сидеть…Их заставить нельзяни за какую коврижкуОт безделья и скукибалдеть…Не секрет, что друзья в облака обожают

Уноситься на крыльях и без…Но бросаются к нам,если нас обижают.К нам на помощь бросаютсядаже с небес…Не секрет, что друзья — это честь и отвага,Это Верность, Отвага и Честь…А отвага и честь —

это рыцаря шпага.Всем глотателям шпагникогда их не съесть…Юрий Никитин

РАССКАЗ 17

…В даль светлую

Так вперёд — за цыганской звездой кочевой —

На закат, где дрожат паруса…

Дж. Р.Киплинг

* * *

Наверное, нет на свете всё-таки более зелёной зелени, чем зелень английского лета. Лёгкий ветерок с юга равномерно покачивал верхние ветви кряжистых дубов, а в тёмной глубине чащи лежала плотная, незыблемая тень. Перекликались в кронах птицы, и большое стадо оленей неспешно и спокойно брело вдоль опушки. Плотной стеной сплетались в подлеске ветви можжевельника. На двух плоских гранитных валунах высыхала под лучами солнца ночная роса. В синеватых ложбинках, сбегавших к невидимой речке, всё ещё медленно ворочался туман.

На опушку бесшумно вышел мальчишка. Он не касался ветвей подлеска руками, и те словно бы расступались перед ним. Затянутый в тугую потёртую кожу, мальчишка казался тоже каким-то лесным животным. Тёмные волосы, схваченные широкой повязкой, падали на плечи и спину, внимательно и холодно смотрели прищуренные карие глаза. На широких, плотно пригнанных ремнях висели ухоженные клинки и большая кобура нагана. За поясом торчала жёсткая крага.

Постояв, мальчишка подошёл к камням и, легко вспрыгнув на один из них, уселся там, подняв левое колено и положив на него обманчиво расслабленную руку с большими часами на потемневшем металлическом браслете…

… — Колька, — негромко окликнул я русого паренька в камуфлированной куртке, вышедшего из леса неподалёку с автоматом наперевес. Он быстро повернулся на звук, лицо было строго-напряжённым, но тут же расслабилось.

— Доброе утро, командир, — на ходу забрасывая АКМС за плечо, он подошёл к камням, на ходу сорвал травинку и, сунув её в зубы, уселся рядом, быстро жуя стебелёк и стреляя по сторонам весёлыми, с золотистыми искрами, серыми глазами.

— Где остальные? — спросил я.

— Идут, — отозвался Колька. Я с симпатией посмотрел на Гришина. Он прибился к нам в начале мая, больше двух месяцев назад, когда мы, уйдя с берегов Волхова, «зашли» на Кавказ снова — проведать старых друзей. До сих пор помню изумление и тревогу, охватившую нас всех, когда, остановившись на днёвку у отрогов Кодорского хребта, мы услышали автоматные очереди. Кто-то отстреливался короткими всего в километре от нас, не больше. Мне трудно передать, какая сумятица мыслей возникла в тот миг лично в моей голове. Мы, тем не менее, пошли на стрельбу — и перебили около тридцати негров, обложивших на горном отроге мальчишку. Если честно, их перебить было легче, чем убедить парня, что ему ничего не грозит — он едва не пристрелил Сергея, попробовавшего выступить парламентёром. Вообще-то его можно было понять. Разведчик одного из русско-абхазских отрядов, Колька Гришин, пятнадцатилетний житель Очамчир, заночевал в горном лесу, а утром напоролся на негров, долго уходил от них, уже почти рехнувшись от непонимания происходящего, в конце концов его блокировали на скале, с которой Колька не смог разглядеть ни одного селения! По-моему, он ещё не меньше недели после этого не мог поверить в происходящее — что не удивительно.