Путь в Европу

В последние годы его правления Румыния находилась в ужасающем состоянии. Нараставшее падение уровня жизни, карточная система, запрет на использование зимой холодильников и других бытовых электроприборов, а также газа для обогрева почти неотапливавшихся жилых помещений – такова была реальность тех лет. Дети, рождавшиеся в 1980-е годы, не знали, что такое масло, шоколад, апельсины. В магазинах ничего не было, а за продуктами первой необходимости приходилось до двух суток выстаивать в очередях.

Действительно, Румыния развивалась автономно от СССР. Чаушеску сделал ставку на собственные силы страны, на экономическую самодостаточность, дабы обеспечить политическую независимость от Москвы. Но этот амбициозный курс привел страну к краху, что наложило свой отпечаток и на ее развитие после того, как режим Чаушеску пал.

Игорь Клямкин: Наследство, доставшееся от этого режима, повлияло на характер посткоммунистических реформ?

Александр Белявски (корреспондент румынского радио):

Повлияло, причем существенно. В чем заключался экономический курс Чаушеску? В преимущественном развитии тяжелой промышленности – металлургической, химической, нефтеперерабатывающей. Для этого были нужны колоссальные энергетические ресурсы. Да, у нас есть своя нефть, но ее не хватало, поэтому нефть приходилось закупать за рубежом. Кроме того, план Чаушеску предусматривал оснащение возводившихся индустриальных гигантов новейшим оборудованием, которое приходилось закупать тоже – в США, Франции, Италии, ФРГ. Понятно, что на все это требовались огромные деньги, поступление которых румынский экспорт, в силу слабой конкурентоспособности румынских товаров, обеспечить не мог.

Поэтому Чаушеску стал брать кредиты западных финансовых институтов. И довольно быстро обнаружилось, что своевременно выплачивать их страна не в состоянии. Ответом на недовольство Запада стала коррекция экономического курса: Румыния начала форсированно погашать внешний долг. Но так как никакими дополнительными доходами, которых и не было, реализацию такого курса обеспечить было нельзя, ставку сделали на уменьшение государственных расходов. А именно – расходов на импорт (был запрещен даже ввоз кофе) и на потребление населения, в результате чего почти половина его к концу правления Чаушеску оказалась на грани нищеты.

Таким было наследство, доставшееся нашим первым посткоммунистическим политикам. И дело не только в низком уровне жизни, не только в бедности. Дело еще и в унаследованной структуре экономики: ведь именно гиганты румынской индустрии в значительной степени обеспечивали занятость населения. Это предопределило чрезвычайную осторожность нового руководства на начальном этапе реформ. Едва ли не больше всего власти опасались тогда увеличения безработицы, которое стремились заблокировать. Все, что касалось экономической эффективности, отступало на второй план.

Лилия Шевцова (ведущий исследователь Московского центра Карнеги): Приватизация не проводилась?

Александр Белявски: Она проводилась, но в первой половине 1990-х годов к реальным изменениям в отношениях собственности не вела.

Лилия Шевцова: Приватизация без изменения отношений собственности – это интересно, и мы вас об этом еще попросим рассказать. Но пока, вспоминая о политической активности в те годы румынских горняков, хочу спросить о ваших угольных шахтах, убыточность которых была общеизвестной. Что с ними происходило?