В это время в приемный покой зашел Дима и я подскочив к нему объясняю, что нужно решить вопрос, и что бы мы могли пройти к Софии. Дима уходит в сторонку, и начинает переговоры с кем-то по телефону. Так он штурмовал своих знакомых и не знакомых минут 30, после чего к нам вышла медсестра и окинула приемный покой ищущим взглядом, и, посмотрев на меня позвала. Мы с Дмитрием пошли за ней, но за нами пошел и Максим, не знаю по какой причине, но я не стал возражать. Все же ему важна София раз он здесь. Медсестра водила нас какими-то коридорами и наконец, привела в просторный кабинет, пригласила присесть. Кабинет этот был видимо для таких же, как мы «привилегированных». В кабинете были диваны, куллер с водой и аппарат в котором можно было прибрести чай и кофе.
Мы расположились на диванах и стали ждать. Медсестра сказала, что идет операция, так как имеются какие-то показания, и естественных родов не может быть. Сказать, что я нервничал, это ничего не сказать. Меня всего распирало, я не мог сидеть, что-то звало меня к Софии. С Максимом разговаривать не хотелось, взяли его с собой и на том пусть благодарен будет.
Спустя какое-то время, к нам в кабинет заскочил врач и начал протягивать нам документы на подпись. Он так суетился, что мы ничего не понимали.
– Подписывайте?– поторапливал он нас.
– Что это?– не унимался я. Не привык, подписывать не читая. Спешно пробегаю взглядом по бланкам, при этом Максиму вручили аналогичные, я опешил.
– Что происходит?– подлетел я к доктору.
– Нужно выбрать, кого спасать, счет идет на секунды,– ответил врач.
Я замешкался, меня накрыла паника и воспоминания сна, как мне выносят моего сына, а Софии больше нет. Я опустился на диван и руки сами сжали документы, не хочу ничего подписывать, не хочу выбирать, кому жить.
– Я подписал,– отозвался Максим и протянул врачу документы. Одновременно с этим в кабинет вошла медсестра и что-то тихо сказала врачу, который изменился в лице.
– Все, поздно,– отозвался доктор. Он не взял документы у Максима, это означало только одно.
Глава 23.
Я нахожусь в странном месте, это храм из видений. Я одна стою перед алтарем, перед которым, в видениях, мы стояли с Марком. Оглядываюсь по сторонам, но я здесь одна, я это знаю, чувствую. Алтарь представляет собой каменный постамент в центре, которого небольшое углубление, в этом углублении вода, она сначала прозрачная, но чем дольше я в нее всматриваюсь, тем больше в ней происходит изменений. Она темнее и становится не прозрачной, кажется, что она как желе, плотная и густая, но на поверхности как зеркало. Я не вижу своего отражения, а вижу операционную, на столе лежу я, вернее мое тело. Рядом на столике под лампой мой сын, он завернут в одеялко, и выглядит как кулек, на улицу только личико, такое сморщенное, недовольный изгиб губ, бровки домиком – самый красивый малыш на свете, это мой сын. Рядом с ним стоит медсестра и грустно смотрит на него.
– Не узнаешь ты, малыш, что такое любовь мамы,– говорит она и смотрит на операционный стол.
– Время смерти 19:53,– слышу я голос врача, проводившего операцию.
Это они про мое время смерти??? Значит, я все таки умерла.
– Причина смерти?– задает вопрос медсестра, которая фиксирует слова врача.
– Остановка сердца,– отзывается врач, и, опустив плечи садится на стул, проводит рукой по лицу, снимая с головы медицинскую шапочку.
Не могу больше смотреть в это зеркало, я сажусь на пол храма и плачу, меня разрывает изнутри. Разве это правильно? Разве так должно быть?
Уже не плачу, а вою волчицей. Мой сын, он там, он один, ему нужна я. А меня рядом нет, я здесь .
Я никогда не увижу первую улыбку сына, не увижу его первые шаги, ничего не увижу и не почувствую. Потом думаю про Марка, почему я сбежала от него, почему скрыла от него сына? Не знаю, тогда мне это казалось правильным, понятным. Гордость, нежелание навязываться мужчине, в чувствах которого я не была уверена, в чувствах к которому я сама запуталась. А надо было жить, радоваться каждому дню, каждому лучу солнца, каждому утру и вечеру, каждой минуте проведенной вместе.
Как же мы ценим то, что уже ушло от нас, навсегда утеряно.
В детстве мы хотим повзрослеть, чтобы не зависеть ни от кого, в молодости поскорее, окончить школу, что бы быть самому себе хозяином, в зрелости, хотим вернуться в молодость, а в старости в детство, что бы была вся жизнь впереди, и не думалось о том, сколько же осталось.
Я свернулась калачиком у подножия каменного алтаря и ничего не чувствовала. Все эмоции и чувства выгорели, я хотела вернуться в прошлое, что бы все исправить. Как же я хотела все исправить.
– Ты все осознала? Все поняла?– вдруг из ниоткуда раздался голос, я не понимала источник голоса, не понимала мужской он или женский, это был голос, возможно, он был у меня в голове, а возможно доносился отовсюду.
– Да,– отозвалась я, а сама привстала и озиралась по сторонам, ища кто же это со мной разговаривает.