Путешественник или найди жену во Вселенной

– У жизни нет черновиков, нужно жить здесь и сейчас,– произнес голос и я почувствовала боль, она меня раздирала , разрывала изнутри. Я упала на пол храма, и меня выгибало и трясло, я готова была вытерпеть любые муки и любую боль, только бы исправить свою жизнь.

– Терпи, воскресать больно,– снова отозвался голос, и мое сознание померкло.

Глава 24.

– Что произошло? Почему не нужны больше эти бумаги?– я подскочил с дивана и вот уже держу врача за полу халата, а он прячет взгляд и не спешит высвобождаться из моего захвата. – Ну, же, отвечайте!

– София умерла, сейчас борются за жизнь ребенка, есть надежда его спасти, – отвечает врач, по-прежнему избегая смотреть мне в глаза. Я отпускаю его халат, он отстраняется от меня, и одергивает его вниз, тихо выходит из комнаты.

Невидящим взглядом обвожу взглядом комнату, Дима встал с дивана и идет в мою сторону, но замер в нерешительности. Максим сидит на диване, руки уперев в колени и спрятав лицо в руках, и по вздрагиваниям плеч понятно, что он плачет.

Я знал, что так может быть, но все равно не был готов к такому исходу. Я не чувствовал ничего, будто внутри меня пустота, вакуум. Сел на диван, и смотрел вперед, а перед глазами были образы, нашей первой встречи с Софией, наших нечаянных прикосновений и взглядов, нашей ночи, одной единственной, но такой прекрасной.

Как же я хотел вернуть все вспять, не уйти тогда из парка, а подойти к ней, быть рядом, радоваться каждой минуте проведенной вместе, каждому лучу солнца, что падали на нас. Я готов отдать свою жизнь, только бы София жила, пусть я никогда не увижу этого, но как же мне хотелось все исправить, повернуть время вспять.

– Марк, ты как?– моего плеча касается Дима, и сочувствующе смотрит на меня.

– Ни как, это я виноват. Не нужно было оставлять ее,– отзываюсь я.

В комнату входит медсестра и смотрит то на меня, то на Макса, видимо не зная к кому, конкретно обращается, говорит: – Отец ребенка, может пройти в операционную, и попрощаться с матерью, посмотреть на ребенка. Потом такой возможности не будет, поясняет она.

– Я ненавижу этого ребенка и тебя,– говорит Максим, пристально смотря мне в глаза. В них плещется ярость и гнев, горе и боль. – Вы разрушили нашу жизнь. Он вскакивает и выбегает из кабинета, чуть не сбив в дверях девушку.

– Идемте,– поторапливает медсестра, и выходит из комнаты.

Я плетусь за ней следом, мне страшно, мне до одури страшно я не хочу видеть Софию мертвой, это невыносимо, хочу запомнить ее живой, молодой и красивой, но что-то внутри меня кричит, что я должен в последний раз взглянуть на нее, сказать последнее «прости».

Мы заходим в операционную, мой взгляд блуждает, я не могу сосредоточиться на чем-то конкретном, пока не натыкаюсь глазами на столик, над которым светит лампа и лежит мой сын. Слезы текут из глаз от эмоций, то ли он счастья, то ли от горя, что этот маленький комочек никогда не узнает, что такое мама, ее объятия, ее теплота, ее любовь. Подхожу ближе и вглядываюсь в личико своего сына, он чем-то явно не доволен, хмурится. Мне разрешают его взять на руки, предварительно одев на мою одежду какой-то халат, с застежками на спине. Я не обращаю внимание на всех людей, суетящихся вокруг меня, мой мир сузился до маленького комочка в моих руках, который пристально смотрит на меня. Очень пристально и внимательно мы смотрим в глаза друг другу. Я хочу прикоснуться к его теплой щечке, поцеловать, но не решаюсь. Поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с мужчиной, сидящим на каком-то табурете в углу операционной, мужчина отводит взгляд, и я смотрю туда же. Он смотрит на операционный стол, на котором лежит София, тело Софии. Мне нечем дышать, легкие не могут совершить вдох, просто не могут. Я на не гнущихся ногах подхожу к ней, лицо бледное, глаза закрыты. Будто спит, я всматриваюсь в лицо, мне кажется, что вот сейчас ее ресницы вздрогнут, и она откроет глаза, улыбнется мне и малышу, и попросит дать ей его подержать.

Слезы из глаз, я по-прежнему плачу. Прижимаю сына к себе и наклоняюсь к Софии, целую лоб, глаза, кончик носа, щеку, губы. Поднимаю голову, и говорю:– «Прости! Это я во всем виноват! Как же я хочу все исправить!». И закрываю глаза, молюсь всем богам, которых знаю и про которых слышал во всех мирах, что побывал.

И тут я чувствую, как вокруг меня началась суета, люди забегали, меня начали оттеснять с ребенком на руках, я открываю глаза и не понимаю, что происходит. Ко мне в панике подскакивает медсестра, для меня все девушки в халатах медсестры, и забирает ребенка, я не сопротивляюсь и покорно передаю сына ей. Другая девушка порывается вывести меня из операционной, но я не понимаю, что происходит. София обступили врачи, что с ней? Что может случиться, хуже, чем то, что уже случилось? Я делаю шаг к операционному столу, меня за руку тянет на выход медсестра, но мне все равно, мне надо посмотреть на Софию, понять что происходит. В этот момент на меня обращает внимание врач, который сидел на стуле, поворачивает голову и раздраженно бросает в мою сторону: