— Э… м… скажите, как давно вы работает на заводе?
Сначала максим задавал типовые вопросы, записывал типовые ожидаемые ответы. Все это показалось ему довольно скучным занятиям. И тогда парень немного сымпровизировал.
— Скажите, а вы довольный советской властью? — спросил он.
Афанасьев аж вздрогнул. Несколько секунд напряженно думал, нахмурив брови.
— Конечно, я доволен Советской Властью, — ответил он, — благодаря Советской Власти, у меня есть работа, а так же бесплатные продукты в магазинах, бесплатное жилье, бесплатная медицина. Да, продукты пока еще не все бесплатные, но это временно. Скоро мы построим настоящий коммунизм.
— А как вы считаете, правильно ли то, что для того, чтобы попасть на завод, нужно пройти круги бюрократического ада?
— Конечно правильно! Завод — это режимный объект, и посторонним там делать нечего.
Максим на некоторое время замолчал, собираясь с мыслями.
— У вас все, молодой человек? — спросил Кузьмич Аркадьевич.
— Еще несколько вопросов.
Максим рассеянно спросил несколько малозначительных деталей и закончил интервью.
Домой Пронин вернулся, как и предполагал, вечером. В голове вертись различные идеи, и он просто не мог не писать. Парень сел за компьютер, быстро набрал обличительную статью, где ругал бюрократию и конформизм рабочих, которые с этой бюрократией смирились. Отправил созданный файл по электронной почте. Ответ пришел быстро: «Пронин! Ты что, хочешь попасть в застенки КГБ? Переписывай!»
— Блин! — выругался парень.
Он некоторое время задумчиво сидел перед монитором, наконец, подумал: «А, завтра перепишу» и отправился спать.
Глава 90. Ядерная зима
Максим решил двигаться дальше. На этот раз он «заказал» будущее этого мира через десять-двадцать лет. И утром проснулся на какой-то потрепанной раскладушке в тесной комнате, без окон, освещенной тусклым светом одинокой лампочки. «Не понял, — удивился он, — это что, коммунизм что ли такой?».
За дверью коридор, с такими же лампочками на потолке. В нем царил полумрак. Повсюду металлические двери. Из одной вышел мужчина в какой-то мешковатой одежде. Только сейчас парень заметил, что одет он точно так же.
— Что тормозишь, Макс? — спросил незнакомец, — давай быстрее в туалет дуй, а то будет очередь, и зубы не успеешь почистить.
Пронин побежал справлять утренние гигиенические процедуры. Стоя перед заржавевшим умывальником, он попытался добраться до памяти своего двойника. Оказалось, что это мир постапокалипсиса, и здесь Максим живет в бункере, потому что снаружи свирепствует ядреная зима.
— Дерьмо! — выругался парень.
— Что-то не так? — спросил сосед, который тоже чистил зубы в умывальнике рядом.
— Да нет, все в порядке. Жизнь дерьмо.
— Ну да, с этим я согласен, — усмехнулся тот.
Потом завтрак, состоящий из безвкусной каши с маленькими кусочками мяса: это все, что можно было изготовить из продукции, даваемой подземной фермой, где выращивали злаки и пищевых кузнечиков.
«Неужели такое будущее ждет СССР?» — грустно размышлял парень, рассеянно орудуя ложкой. Он вспомнил урок истории, которые рассказывали старшие товарищи. Учебников тут не было, поэтому и приходилось довольствоваться такими вот рассказами.
Все произошло в то время, когда в СССР ускоренными темпами строился коммунизм, а по телевизору говорили, что «СССР догнал и перегнал Америку». Судя по тому, что русские уже слетали на Марс, а американцы еще нет, это было правдой. А потом, буквально внезапно, случилась ядреная война. Те, кто выжил, были вынуждены прятаться в бункере, потому что жить снаружи оказалось невозможно.
Максим работал в механическом отделе. Он чинил различные устройства, большинство которых были изношенные и ржавые. А в перерывах между работой, когда выдавались редкие минутки отдыха, размышлял о том, почему в одном мире после ядерной войны на поверхности можно было жить, а в другом наступила ядерная зима. «Наверное, все дело в том, какое количество бомб было взорвано», — наконец сделал заключение парень.
— О чем задумался? — спросил напарник.
Максим оторвался от чистки ржавой железки, поднял глаза на лысого мужчину в промасленной черной робе.
— Да вот думаю, сколько нам еще в подземелье сидеть…
— Нам — до конца жизни, — грустно проговорил тот, — а вот наши внуки, может быть, и смогут потихоньку выползти на поверхность. Хотя… если тебе не терпится, запишись в добровольны. Побываешь снаружи, посмотришь, как там. Обещаю, выходить больше не захочешь.
— Был уже, — ответил Пронин, вспоминая грязные сумерки под серым небом, смог, через который едва пробиваются солнечные лучи, снег, ветер и лютый холод, от которого едва спасает скафандр.
— Ах да… и что, хочется еще раз туда?
— Да не особо.
Дальше они работали молча, лишь изредка обмениваясь фразами по делу, если кому-то надо было подсобить.