Путешественница

– Извините меня, мадам, – проговорил он официальным тоном, поклонился и вышел.

Я села на маленькую бархатную кушетку, чувствуя себя слегка ошеломленной. Честно говоря, мне раньше и в голову не приходило, что в борделях в дневное время происходит такое множество разнообразных событий.

В дверь неожиданно забарабанили, да так, словно кто-то решил достучаться до меня с помощью молотка. Я встала, чтобы открыть, но дверь уже распахнулась, и в комнату решительно вошел стройный мужчина с властными манерами, с порога заговоривший так торопливо и с таким сильным акцентом, что я не смогла его понять.

– Вы ищете мадам Жанну? – быстро сказала я, когда он остановился, чтобы перевести дух перед следующей тирадой.

Нежданный гость был молодым человеком лет тридцати, стройным и поразительно красивым, с густыми черными волосами и бровями. Из-под этих бровей на меня воззрились сердитые глаза, но стоило мужчине присмотреться как следует, и в нем произошла разительная перемена. Брови поднялись, черные глаза сделались огромными, а лицо побледнело.

– Миледи? – воскликнул он и, бросившись на колени, уткнулся лицом в мою рубашку на уровне промежности.

– Отпустите! – воскликнула я, отталкивая его. – Я здесь не работаю. Отпусти, говорю!

– Миледи! – с надрывом повторил он. – Миледи! Вы вернулись! Чудо! Господь вернул вас!

Он с улыбкой поднял на меня глаза, слезы струились по его лицу. У него были большие белые идеальные зубы. Неожиданно во мне всколыхнулись воспоминания, позволившие узнать в этом решительном красавце мальчика.

– Фергюс! – вскричала я. – Фергюс, это действительно ты! Встань, ради бога, и дай мне посмотреть на тебя!

Он поднялся на ноги и тут же заключил меня в крепкие объятия. Так же поступила и я, в радостном волнении похлопывая его по спине. Ему было лет десять, когда я видела его в последний раз, как раз накануне Куллодена. Теперь он стал мужчиной, и его бородка царапала мою щеку.

– Я подумал, что вижу призрак! – воскликнул он. – Значит, это правда вы?

– Да, это я, – заверила я его.

– Вы видели милорда? – спросил он возбужденно. – Он знает, что вы здесь?

– Да.

– O!

Фергюс моргнул и отступил на полшага, как будто что-то пришло ему в голову.

– Но… но как же…

Он умолк, явно смутившись.

– «Как же» насчет чего?

– Вот ты где! Что ты здесь делаешь, Фергюс?

Высокая фигура Джейми неожиданно показалась в дверях. При виде моего украшенного своеобразной вышивкой наряда его глаза расширились.

– Где твоя одежда? – спросил он, но тут же махнул рукой. – Впрочем, не важно, сейчас не до того. Идем, Фергюс: в восемнадцатом проходе разливают бренди, и акцизные чиновники уже у меня на хвосте!

Сапоги загрохотали по деревянной лестнице, и я снова осталась одна.

У меня, разумеется, не было уверенности в том, что мне так уж надо спешить за ними, но любопытство взяло верх над благоразумием. После быстрого визита в швейную комнату в поисках более основательного прикрытия я торопливо спустилась вниз, завернутая в большую, наполовину расшитую розовыми штокрозами шаль.

Разумеется, в прошлую ночь у меня не было возможности составить полное представление о плане и расположении здания, но по характеру доносившихся снаружи шумов мне не составило труда догадаться, с какой стороны находится главная улица. Я предположила, что упомянутый Джейми проход расположен с другой стороны, хотя уверенности в этом, конечно, не было и быть не могло. Архитектура Эдинбурга отличалась обилием крыльев, флигелей, всякого рода пристроек, а также странными изгибами стен – все это способствовало использованию каждого дюйма пространства.

Остановившись у подножия лестницы и ловя как ориентир звуки катящихся бочонков, я вдруг почувствовала, что на мои голые ноги повеяло сквозняком, а повернувшись, увидела, что кухонная дверь открылась и в проеме стоит человек.

Похоже, он удивился не меньше меня, но, присмотревшись, улыбнулся и, шагнув вперед, крепко взял меня за локоть.

– И тебе доброго утра, моя дорогая. Вот уж не ожидал увидеть, чтобы в такую рань какая-то из вас, леди, была на ногах и здесь.

– Ну, вы, наверное, знаете поговорку: «Кто рано ложится, тот рано встает», – сказала я, стараясь высвободить руку.

Он рассмеялся, выставив напоказ узкую челюсть со скверными зубами.

– Нет, а где так говорят?

– Так говорят в Америке, если на то пошло, – ответила я, неожиданно сообразив, что Бенджамин Франклин, даже если его и публикуют в настоящее время, вероятно, не имеет широкого круга читателей в Эдинбурге.

– Да ты, я вижу, шутница, цыпочка, – хмыкнул он. – Она небось отправила тебя вниз, чтобы отвлекать внимание.

– Нет. А кто это «она»?

– Мадам, конечно, – сказал он, оглядевшись по сторонам. – А где она?

– Понятия не имею, – ответила я. – Отпустите!

Вместо этого он усилил хватку, вцепившись пальцами в верхнюю часть моей руки, склонился поближе и, обдав несвежим дыханием, доверительно прошептал: