Путешественница

– Да, несколько. Поскольку стала хирургом, только, – пришлось мне поспешно пояснить, – не в том значении, которое имеет это слово здесь, сейчас. В мое время хирурги не рвут зубы и не пускают кровь. Они ближе к тем, кого вы называете врачами или лекарями, просто врач – понятие более широкое, а хирург – это одна из особых врачебных специализаций.

– Ага, значит, ты у меня особая? – усмехнулся Джейми. – Впрочем, что удивительного, ты всегда была такой.

Искалеченные пальцы скользнули в мою ладонь, и большой палец погладил мои костяшки.

– Так что же за особый лекарь этот ваш хирург?

Я задумалась, пытаясь сообразить, как лучше объяснить.

– Ну, если ты меня поймешь… В общем, это врач, который старается добиться лечебного эффекта… с помощью ножа.

Эта мысль заставила его скривиться.

– Надо же, какое милое противоречие. Но для тебя в самый раз, англичаночка.

– Правда? – удивилась я.

Он кивнул, не отрывая глаз от моего лица. Я видела, как он пристально изучает меня, и гадала, что же он видит. Хотя что тут было гадать? Вспотевшая и раскрасневшаяся после занятий любовью, с растрепанными волосами.

– Ты никогда не была прелестнее, англичаночка, – заявил Джейми, и улыбка его сделалась еще шире, а когда я подняла руку, чтобы поправить волосы, перехватил ее и нежно поцеловал. – Оставь свои кудри как есть. Так вот, – продолжил он, удерживая мои руки в своих и окидывая меня взглядом, – если как следует задуматься, то этот нож и есть твоя суть. Он вложен в ножны, прекрасные, великолепно сработанные ножны. – Его палец прогулялся по линии моих губ, спровоцировав улыбку. – Но внутри сокрыта закаленная сталь. И думаю, коварное острое лезвие.

Я удивилась:

– Коварное?

– Но не бессердечное, – заверил Джейми. Его взгляд остановился на моем лице, внимательный и любопытный, губ коснулась улыбка. – Нет, это тебе не свойственно. Но ты можешь быть безжалостно сильной, англичаночка, когда это тебе нужно.

– Могу, – подтвердила я с кривой улыбкой.

– Я замечал это в тебе и раньше. – Его голос стал тише, а хватка, наоборот, усилилась. – Но мне кажется, что теперь в тебе этого гораздо больше, чем когда мы были моложе. Тебе это часто требовалось с тех пор?

Я поняла вдруг, почему он чувствует это так отчетливо, тогда как Фрэнк не видел вообще.

– В тебе это тоже есть, – сказала я. – И тебе это требовалось. Часто.

Мои пальцы непроизвольно коснулись извилистого шрама, пересекавшего его средний палец.

Джейми кивнул.

– Я часто размышлял, – произнес он так тихо, что я едва расслышала. – Размышлял, могу ли я призвать это лезвие себе на службу и снова безопасно убрать его в ножны, ибо мне случалось видеть многих людей, чьи души от таких призывов дубели, а сверкающая сталь превращалась в тусклое железо. И я часто задумывался, хозяин ли я своей души или стал рабом собственного клинка? Я думал об этом снова и снова, – продолжил он, глядя на наши соединенные руки, – думал о том, что слишком часто обнажал свой клинок и провел так много времени в служении раздорам и распрям, что уже не гожусь для человеческого общения.

Меня так и подмывало ляпнуть что-нибудь, но я сдержала порыв, закусив губу. От Джейми это не укрылось, и он улыбнулся.

– Я и подумать не мог, что когда-нибудь буду снова смеяться в постели с женщиной, – признался он. – Или что вообще приду к женщине, разве что как животное, ослепленное грубой потребностью.

В его голосе прозвучала нотка горечи.

Я подняла его руку и поцеловала маленький шрам на ее тыльной стороне.

– Для меня невозможно представить тебя зверем, – сказала я.

Мне хотелось, чтобы это прозвучало как шутка, но, когда он посмотрел на меня, лицо его смягчилось и ответ прозвучал серьезно:

– Я знаю это, англичаночка. И именно то, что ты не представляешь меня таким, внушает мне надежду. И все же, может быть…

Он не закончил фразу, внимательно глядя на меня.

– В тебе есть это – сила. У тебя есть это, и есть душа. Так что, может быть, будет спасена и моя.

Я не знала, что можно на это сказать, поэтому промолчала и некоторое время лишь держала его руку, нежно поглаживая скрюченные пальцы и большие, твердые костяшки. Это была рука воина. Но теперь он не был воином.

Перевернув его руку, я положила ее на свое колено ладонью вверх и медленно обвела кончиком пальца глубокие линии, вздымающиеся бугорки и крохотную букву «С»[13] у основания большого пальца – метку, означавшую, что он мой.

– Одна моя знакомая старая особа из горной Шотландии, помнится, утверждала, что линии на ладони не предсказывают судьбу, а, напротив, отображают ее.

– И что, это правда?

Его пальцы слегка дернулись, но ладонь лежала спокойно и открыто.

– Не знаю. Она говорила, что человек рождается с одними линиями, но они меняются с ходом его жизни в зависимости от того, что он за человек и какие совершает поступки.

По правде говоря, в хиромантии я ничего не смыслила, но обратила внимание на глубокую, проходящую от запястья к середине ладони линию с несколькими ответвлениями.