Путешественница

– Я без шуток, – заявил Кворри. – Он в оковах, но задушить человека цепями ничего не стоит. Особенно такому здоровенному малому, как этот Фрэзер.

– Я знаю.

Грей в ярости почувствовал, как к его щекам прихлынула кровь, и, чтобы скрыть это, развернулся, дав холодному воздуху из приоткрытого окна обвеять лицо.

– Но полагаю, – продолжил он, не поворачиваясь к собеседнику, словно беседовал с мокрыми камнями внизу, – если этот мятежник так умен и образован, как вы говорите, вряд ли он станет нападать на меня в моей собственной резиденции на территории тюремного замка. Зачем ему это делать?

Кворри не ответил, а когда Грей повернулся, то увидел, что полковник смотрит на него без намека на юмор или ехидство.

– Ум, образованность – это, конечно, важно, но это не все, – медленно произнес Кворри. – Есть многое другое, не менее значимое. Вы-то молоды и, наверное, не видели ненависть и отчаяние на близком расстоянии. А за последние десять лет в Шотландии накопилось много и того и другого.

Он наклонил голову, оглядывая нового коменданта Ардсмура с выигрышной позиции – с высоты своего пятнадцатилетнего старшинства.

Майор Грей был молод, на вид не более двадцати шести лет, а благодаря прекрасному цвету лица и девичьим ресницам выглядел даже моложе. К тому же он был на пару дюймов ниже среднего роста и имел хрупкое телосложение. Из-за чего, возможно, сейчас выпрямился как штык.

– Я в курсе всего этого, полковник, – произнес молодой офицер, стараясь не выказывать никаких чувств.

Пусть Кворри, как и сам Грей, был не более чем младшим сыном в хорошей семье, старшинство полковника по званию и выслуге заставляло собеседника держать себя в руках.

– Надеюсь, – сказал Кворри, вперив в него светло-карие глаза.

Резким движением полковник нахлобучил шляпу, коснулся щеки, где темная полоска шрама разрезала поперек красную кожу – напоминание о скандальной дуэли, из-за которой его сослали в Ардсмур, – и добавил:

– Одному богу известно, Грей, что вы натворили такого, из-за чего вас спровадили в эту дыру. Надеюсь, вы сами знаете, чем заслужили это. Удачи вам!

И он, взмахнув на прощание синим плащом, ушел.

– Черт знакомый лучше черта незнакомого, – сказал Мардо Линдси, хмуро качая головой. – Красавчик Гарри был не так уж плох.

– Точно, – подтвердил Кенни Лесли. – Да ведь ты уже был здесь, когда он прибыл, верно? Он был куда лучше, чем этот говнюк Богл.

– Ну-у, – протянул Мардо с недоуменным видом. – Не темни, парень, к чему ты это клонишь?

– Да к тому, что если Красавчик и вправду был лучше Богла, – терпеливо пояснил Лесли, – тогда он был чертом незнакомым, а Богл – чертом знакомым. Но Красавчик точно был лучше, вот и получается, что ты не прав.

– Я? – Мардо, безнадежно сбитый с толку этими рассуждениями, хмуро уставился на Лесли. – Нет, я прав!

– Еще как не прав! – с горячностью возразил Лесли. – И вообще, в толк не возьму, зачем ты без конца споришь, если все равно вечно ошибаешься?

– Я не спорю! – возмутился Мардо. – Ты специально ко мне цепляешься и все переиначиваешь шиворот-навыворот.

– Только потому, что ты не прав, парень, – уверенно заявил Лесли. – Если бы ты был прав, я бы тебе и слова не сказал.

– Не был я не прав! По крайней мере, я так не думаю, – пробормотал Мардо, уже не помнивший, что именно говорил поначалу. Он повернулся к большой фигуре, сидевшей в углу. – Макдью, я был не прав?

Рослый человек потянулся, отчего его оковы тихо звякнули, и рассмеялся.

– Нет, Мардо, сказать, что ты так уж не прав, нельзя. Но и правым тебя назвать пока тоже трудно. До тех пор, пока мы не выясним, каков этот незнакомый черт на деле.

Увидев, как Лесли сдвигает брови, готовясь к дальнейшему спору, он возвысил голос, обращаясь ко всем, кто находился в помещении:

– Кто-нибудь уже видел нового коменданта? Джонсон? Мактавиш?

– Я видел! – выкрикнул Хейс и с удовольствием протиснулся вперед, чтобы погреть руки у огня.

В большой камере имелся только один очаг, разместиться возле которого могли шестеро. Остальным сорока узникам приходилось дрожать от холода и жаться друг к другу.

Существовало принятое по общему согласию правило: рассказчик чего-нибудь интересного или певец может получить место у очага на время своего выступления. Макдью сказал, что это исконное право барда; дескать, когда в старину барды приходили в замки, лэрды оказывали им особый почет: усаживали в теплое место и щедро угощали. О лишней еде или питье здесь не приходилось и мечтать, но теплое местечко имелось.

Хейс расслабился, протянул руки к теплу, и на его физиономии расплылась блаженная улыбка, но толчки с обеих сторон заставили его открыть глаза и начать рассказ.

– Я увидел его, когда он вышел из своей кареты, а потом еще раз, когда я принес блюдо со сластями с кухни. Они с Красавчиком Гарри в это время чесали языки. – Хейс нахмурил лоб, сосредоточиваясь. – У него светлые волосы, длинные желтые локоны, перевязанные голубой лентой. А еще у него большие глаза и длинные ресницы, как у девушки.