Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы

Благодаря Фрэнку я смогла найти ту грань в отношениях между мужчиной и женщиной, где по одну сторону находятся глубокое уважение и дружба, а по другую – чувственность и страсть. Мою уравновешенность могла нарушить только Брианна, но и здесь я была в выигрыше: я отвечала за Бри как мать, а это налагало свои обязательства. Вначале зародыш, а после ребенок требует любви к себе, властно подчиняет течение жизни родителей, и они любят его беззаветно, в то же время опекая его, отвечая за него, воспитывая его. Так что мать, как и отец, не может забыться в своей любви к ребенку – на ней лежит обязанность воспитать его.

Всю свою жизнь я искала баланс между разумом и чувством, подчас была вынуждена идти на компромисс, любя рассудительно, сострадая мудро, участвуя разумно. Но с Джейми… С Джейми я была совсем другой, для него я пожертвовала всем, отказалась от логики, позабыла осторожность, заткнула уши, чтобы не слышать голос разума. Я перестала быть той Клэр, какую все знали, и стала сама собой, пусть и безрассудной, пусть и поставившей крест на своей карьере, пусть и отказавшейся от всех удобств рациональной жизни. От меня он получил только меня саму, такую, которой не нужно было скрывать что-то, и я не скрывала: я отдала ему тело и душу, он видел меня в постели, он знал меня слабой и беззащитной, и я доверяла ему, зная, что он поймет мои слабости, как делал когда-то давно.

Джейми мог и не захотеть поддерживать меня так, как раньше, или бы у него не осталось на меня сил. Это страшило меня. Но когда мы снова были вместе, все стало по-прежнему, я была счастлива и беззаботна, как ребенок, теша себя мыслью, что все вернулось на круги своя. Но ничего не вернулось: я любила его, а он – прикидывался…

Слезы капали на землю, текли по моим рукам. Я прощалась с Джейми, с его памятью и с памятью о своем счастье.

В голову пришла мысль о том, как он однажды спросил меня, знаю ли я, как снова искренне признаться в любви.

Конечно, знала. Кому, как не мне, об этом знать! Но я знала и то, что уже никогда больше не признаюсь никому в любви.

Мокрая земля скрадывала шаги, и я услышала, что в мою сторону кто-то идет, только когда идущий наступил на ветку. Я прореагировала мгновенно, схватив кинжал, несмотря на то что боялась и не знала хорошенько, смогу ли защитить себя.

Пришелец тоже был здорово напуган, увидев такую реакцию.

– Что ты здесь забыл? – допрашивала я, пытаясь угомонить сердце.

Оно бешено билось в груди, угрожая оставить грудную клетку. Наверное, я была так же бледна, как и тот, кто шел по моему следу.

– Тетушка Клэр, задала ты мне страху! Я уж было подумал, что этак прирежешь меня.

Передо мной стоял Эуон, потирающий лоб.

– Ну, знаешь, я тоже испугалась.

Вернуть оружие на место мне не удавалось: руки дрожали, и я не попадала в ножны. К тому же из-за испуга я плохо держалась на ногах, так что пришлось сесть обратно на осину.

– Так ты ответишь или нет? Зачем ты здесь? – властно произнесла я.

Разумеется, мне не требовалось его объяснение, чтобы понять, зачем он здесь. Цель поездки Эуона тоже была ясна, но мне нужно было выиграть время, чтобы дать достойный и уверенный отпор.

Парнишка помялся, осмотрелся и сел, только когда я позволила ему занять место рядом с собой.

– Дядя Джейми велел… – Этого мне было достаточно.

Гордо поднявшись с дерева, я подцепила кинжал к поясу и отошла от Эуона, хотя идти было по-прежнему тяжело.

– Нет, тетушка, погоди, прошу!

Парнишка отчаянно ухватился за меня, но я освободилась из его объятий.

– Не хочу слушать, такое меня не интересует, – я пнула разлапистый папоротник. – Малыш, ступай назад. Я пойду своей дорогой.

Я сказала так, как будто мне было куда идти, кроме камней.

– Это совсем другое! – Я уходила от него, но мальчонка бежал следом, надеясь убедить меня выслушать его, раз уж не мог остановить меня. – Он нуждается в тебе, это святая правда! Тебе нужно ехать к нему!

Я уже стояла возле стреноженного коня, намереваясь развязать его путы.

– Тетушка Клэр, услышь меня, пожалуйста!

Эуон-младший сейчас очень походил на Эуона-старшего, когда тот бывал чем-то обеспокоен: круглое личико его было озабочено; он лихорадочно придумывал, как меня остановить. Мерин разделял нас.

– Не хочу. – Я положила веревки в сумку у седла и легко вскочила на лошадь, обдав Эуона ветерком от махнувших юбок.

Однако же малец нарушил все величие момента, взяв коня под уздцы с твердым намерением остановить меня во что бы то ни стало.

– Дай проехать, – ледяным тоном проговорила я.

– Не дам, пока не расскажу всего. Выслушай меня.

Эуон сжал губы и побледнел. Он был настроен решительно. Оценив ситуацию, я поняла, что спорить бессмысленно: хоть длинный и худой, он обладал немалой силой и в этом тоже был подобен отцу. Я могла бы сбить его с ног, чтобы освободиться, но не хотела этого делать.

Если так, то я, пожалуй, склоню благосклонное ухо, чтобы выслушать его речи. Я тут же мысленно пообещала себе, что не поддамся на уговоры и что пославший его останется с носом.

– Я слушаю. – Я попыталась набраться терпения.