Правда, на этот раз пришлось говорить громче, потому что поднялся ветер. Он трепал мои юбки, и они облепляли ноги, чтобы развеваться там, где не были ограничены в пространстве; мои волосы были всклокочены. Возвращаясь в Лаллиброх, мы видели, как тучи съедают перевалы, подминая их под себя, как утесы напрасно пытаются проткнуть их темную громаду, как рокочет гром, подобно рокотанию разъяренных волн в бурю, – погода готовила для нас соответствующие декорации.
Я ехала верхом, Эуон спешился, ведя лошадей. Он честно преодолевал милю за милей, борясь с налетавшим ветром, сбивающим с ног. На нашем пути повстречалось озеро, и нам пришлось объезжать его, удерживая равновесие, чтобы не плюхнуться в воду. На это требовалось время, но когда я посмотрела на свою руку, то не обнаружила там часов. Удивительно, я еще не избавилась от привычки смотреть на несуществующие часы. Или уже готовилась увидеть существующие?
Запад был в тучах. Где-то наверху они еще освещались бело-золотым светом, следовательно, можно было предположить, что там находится солнце. Конечно, нельзя было сказать наверняка, который час, так что оставалось надеяться, что вечер еще не наступил.
До Лаллиброха нужно было ехать еще несколько часов. Вполне возможно, что темнота настигнет нас раньше, чем мы будем у цели. Время путешествия значительно сократило то, что я ехала к Крэг-на-Дун сравнительно медленно. К примеру, Эуон нашел меня через день, тогда как я ехала туда два дня. С другой стороны, я не знала, сколько времени потратила на сон, да к тому же мальчик догадывался, куда я еду. Очень пособило ему и то, что он подковывал мою лошадь – ту, которую предоставила мне Дженни, – и видел следы, оставленные ею. Возможно также, что он не делал остановок в пути.
Итак, я уехала два дня назад, а сейчас мы ехали день и, скорее всего, потратим на дорогу часть следующего дня. Выходит, Джейми лежит раненый уже три дня.
Эуон был неразговорчив, ведь самое главное он рассказал мне, значит, больше и говорить не о чем. Да и что я хотела узнать? Состояние Джейми могло измениться за это время, и парень вполне основательно гнал лошадей.
Судя по тому, что я успела узнать, его дядюшку ранили в руку (по счастью, левую) и в бок. Второе было хуже. Последнее, что знал Эуон, – Джейми в сознании, но начинается горячка. Все расспросы оказались напрасными: он ничего не мог сказать ни о том, как лечили дядюшку, ни о том, насколько серьезна рана.
Разумеется, определять серьезность повреждений, нанесенных пациенту, – дело врача. Но получалось так, что я еду наобум, не зная наверняка, что с Джейми. Что, если это самострел? С него может статься. Он выстрелил в себя, не найдя других способов вернуть меня. Да, других не было, он сам в этом убедился несколько дней назад. Впрочем, такая неуверенность в исходе болезни еще не повод для моего возвращения, он должен бы это понимать.
Из-за начавшегося дождя казалось, будто я плачу. Пока я размышляла, мы проехали мимо всех озер и болот; оставался один-единственный перевал, отделявший нас от Лаллиброха. Эуон-младший оседлал своего коня.
Джейми был хитер и мог бы пойти на эту уловку. К тому же никто бы не упрекнул его в трусости. Так что же – он выстрелил сам?
Я не знала, что думать. Кроме всего прочего, Джейми был рассудителен и в своих поступках руководствовался логикой, хотя был не чужд риска и азарта. Он оценивал свои возможности трезво и не лез на рожон, если этого не требовалось. Неужто ради того, чтобы я вернулась, нужно жертвовать собой? С сожалением я отметила, что наш брак как раз был таким риском и требовал жертв.
Ливень заглушал звуки, но давал время, чтобы поразмыслить. Натягивая капюшон, я смотрела, как бодро держится Эуон: насквозь мокрый, он сидел ровно и спокойно. Настоящий горец.
Если же это не самострел, рассуждала я, то неужели Лаогере хватило духу на такое? Не мог ли Джейми выдумать красивую историю, рассчитывая на мою жалость? Эуон в таком случае играл роль трогательного посланца. Хотя нет, мальчик был слишком возбужден, чтобы врать.
Можно было сколько угодно долго раздумывать над тем, кто стрелял в Джейми, но это ничего не давало. Подняв плечи, я ощутила, как вода сбегает по моему телу, залившись за плащ. Хороший доктор никогда не дает домыслам подчинить свою волю: оценивать ситуацию нужно, когда видишь состояние пациента, а не заранее. Тем более что все пациенты особенные и нет единого рецепта для всех. Но сейчас… сейчас я снова разрывалась между чувством и долгом, переживая за Джейми как жена и беспокоясь как врач.
Скоро я снова увижу Лаллиброх – место, откуда я уезжаю с твердым намерением никогда не возвращаться и куда я снова стремлюсь, возвращаясь домой. В третий раз Джейми встретит меня, было отчаявшийся и опять окрыленный надеждой. Я – голубь, а Лаллиброх – голубятня.
– Вот что, господин Фрэзер, вы пожалеете о моем возвращении! – бубнила я. – Только если ты не умрешь без моей помощи, Джейми.
Глава 36
Практическая и прикладная магия