Джейми не дал мне возразить, сомкнув мои губы. Какое-то время мы просто обменивались взглядами, но потом одновременно заулыбались.
Я отняла руку от его рта.
– Неважно. – Джейми последовал моему примеру. – Все, что было до этой нашей встречи, – неважно.
– Неважно… – Я не удержалась и провела пальцем по его губам. – Да, неважно. Сейчас ты можешь делиться со мной чем захочешь. Если ты хочешь.
Джейми выглянул в окно. В пять нужно быть в типографии – там будет ждать Эуон-старший, он расскажет, нашел ли своего мальца. Сообразив, который час, Джейми огорченно стал собираться.
– Время терпит, до встречи еще несколько часов. Я схожу за печеньем и вином, а ты одевайся потихоньку.
Я была благодарна ему за заботу: за эти несколько дней в Эдинбурге я съела совсем немного, а аппетит только увеличивался. Платье Дафны было с таким вырезом, что мне никак нельзя было обойтись без корсета; его-то я и стала искать в нашей с Джейми одежде, лежавшей в беспорядке на полу.
Джейми разбирался с шелковыми чулками и анализировал свои чувства.
– Мне кажется, что я веду себя неправильно, хоть и не могу иначе. Мне даже несколько совестно.
– Перед кем и за что?
– Перед старшим Эуоном. Он ищет сына и, наверное, обегал уже весь город, а я словно в райских кущах с тобой.
– Ты тоже переживаешь за младшего? – Я затягивала найденный корсет.
Лицо Джейми омрачила тень.
– Переживаю ли я… Если он не даст знать о себе до завтра, я буду переживать.
– Почему до завтра? – невинно поинтересовалась я, но быстро вспомнила разговор с Персивалем Тернером. – Да, завтра ты отправляешься на север!
Кивок головы дал понять, что я права.
– Мы встречаемся в бухте Муллин. Будет темно – луна убывает. Французы доставят люггер, в нем вино и батист.
– Сэр Персиваль не хочет, чтобы ты приезжал. Почему?
– Очевидно, не хочет. Почему – не знаю. Возможно, кто-то из высокопоставленных таможенников хочет нагрянуть с визитом, и это стало известно. Либо что-то происходит на побережье, такое, что может помешать нам и лучше поберечься. Всякое может быть.
Джейми завязал чулки и выпрямился.
Он раскрыл ладони и положил их на колени. Затем не спеша стал сжимать их, наблюдая за движением пальцев. Левая рука сжалась быстро и хорошо, правая же сжалась не до конца: средний палец из-за кривизны отстоял от указательного, безымянный нельзя было согнуть. Указательный и мизинец с двух сторон замыкали искалеченных собратьев.
Джейми, улыбаясь, вспоминал что-то.
– Англичаночка, тебе приходит в снах та ночь? Та, в которую ты вправила мне руку?
– Приходит…
Я вспоминала ту ночь в самых страшных снах. Тогда я бежала из уэнтуортской тюрьмы и им не удалось казнить меня, но Джейми… Черный Джек Рэндалл пытал его, и с тех пор его пальцы не сгибаются.
Я взяла руку Джейми. Пока она лежала у меня на колене, приятно грея своей тяжестью, я проверяла его суставы – тянула сухожилия и смотрела, насколько можно согнуть тот или иной палец.
– Тогда я заделалась ортопедом. Да, пожалуй, тот случай можно считать полноценным ортопедическим вмешательством.
– А были и другие случаи? – заинтересовался Джейми, явно ревнуя меня к пациентам.
– Все остальные случаи связаны с моей работой, – успокоила я. – Я ведь хирург. Но другой, нежели ваши хирурги – я не вырываю зубов и не занимаюсь кровопусканием или прикладыванием пиявок. Я… в общем, я делаю то же, что делают ваши врачеватели, лекари, как вы говорите. Хирург имеет особые функции, а лекарь делает самые разные вещи, обычно более простые.
– А я и не рассчитывал, что ты возьмешься за простое, – похвалил Джейми. – Ты моя особенная англичаночка.
Он погладил мою руку неизуродованными пальцами.
– Так что все-таки ты делаешь?
Я постаралась подобрать самое простое объяснение.
– Прямо говоря, я режу людей. – Я попыталась смягчить произведенный эффект улыбкой. – Не убиваю, конечно. Пытаюсь помочь людям, орудуя ножом и скальпелем, вот так.
Джейми скривился.
– Как занятно… Знаешь, я почему-то ничуть не удивлен. Ты как раз любишь всякие непонятные вещи.
– Да? – Я поразилась его проницательности.
Он, кивая, внимательно глядел на меня, и я не знала, что могло так заинтересовать его. Немолодая всклокоченная женщина с неровным дыханием и красными пятнами на лице после близости.
– Англичаночка, сейчас ты красива как никогда. – Губы Джейми расплылись в улыбке. – Не нужно! – Он не дал мне убрать волосы с лица, забирая мою руку и целуя ее. – Хорошо, что ты рассказала мне – твой нож и есть ты. Он не только твое продолжение, он – твоя сущность. Его ножны, – Джейми очертил пальцем мои губы, – прекрасны. Они очень хороши, но их содержимое – крепкая сталь, не знающая жалости, разящее острие.
Я переспросила:
– Не знающая жалости?
– Да, именно так. Для врагов в тебе нет жалости. – Он продолжал изучать меня. – Хотя и не только для них… Если потребуется, ты призываешь на помощь холодную решимость и поступаешь так, как хочешь. Но ты не жестокая.
Я ухмыльнулась – нечем крыть. Джейми был прав.