Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы

В комнате давно было темно – свеча уже погасла, а очаг угасал. На небе появились звезды, пока еще бледные. Я изучала, как комната выглядит в темноте: на столе стоял белый фарфоровый кувшин, синий тазик, кажущийся сейчас черным; на табурете лежала одежда Джейми. Глаза привыкали к темноте.

Самого Джейми я видела тоже хорошо. Он отбросил покрывало, и я могла любоваться его мускулами, блестевшими в свете звезд. Невольно мои пальцы очерчивали его ребра. Я видела, как над кожей Джейми встают темные волоски, обволакивая дымкой его бледное тело.

– Как же хорошо, когда рядом любимый мужчина, которого можно касаться. И любить, и ласкать, – рассуждала я вслух.

– Я все еще нравлюсь тебе? – Джейми был польщен высоким званием, ласками и оценкой его физической красоты.

Он обнял меня.

Я сонно согласилась. Мне трудно было объяснить все в деталях, ведь тяжело описать словами то чувство, когда можно ласкать мужчину в любой момент, когда захочешь, потому что он является как бы продолжением тебя, потому что ты обладаешь им – лучше не придумаешь слова, – и, наконец, потому, что он сам хочет этих ласк и позволяет распоряжаться собой.

Я быстро коснулась рукой живота Джейми, затем выпуклостей таза и бедер, полных мускулов.

Огонь угасал, но его отблески успели лизнуть волосы на теле Джейми, начинающиеся невинным золотым пушком на конечностях и заканчивающихся каштановой темнотой в межножье.

– Ты точно бабуин – такой же волосатый. Но очень хорошенький. Всюду.

Я осторожно коснулась гущи волос между его бедер, и Джейми позволил мне ласкать его.

– Нужно сказать, что меня еще не собирались освежевать. Оно и к лучшему, – рассудил он. – Англичаночка, с кого с кого, а с тебя уж точно нельзя спускать шкуру. – Он взял мощной рукой половинку моей попки, проводя по ней большим пальцем. Другая его рука покоилась на подушке – Джейми положил на нее голову, добродушно изучая мое тело, что не могло мне не нравиться.

– Хотелось бы верить.

Он стал гладить мне спину, ведя пальцем вдоль позвоночника, и я легла так, чтобы он мог лучше касаться меня.

– Англичаночка, видела, как ветка лежит в воде? – внезапно спросил Джейми. – Только не плывет, а именно лежит, долго лежит в стоячей воде. На ней образуются пузырьки, много – целые тысячи, по всей длине. Кажется, что она в инее, так они ее облепляют. Ну или что она в серебристом меху.

Джейми едва касался моего тела, и навстречу его пальцам со спины, с ребер, с рук поднимались волоски, создавая отзывчивые волны. Моя кожа покрылась мурашками, но Джейми не останавливался.

– Так и ты. Гладенькая, как веточка, беленькая, в серебре, в пузырьках. Представляешь? – прошептал он.

Какое-то время из всех звуков в комнате не осталось никаких, только дождь стучал в оконное стекло снаружи. К холоду прибавилось тепло от угасшего очага, создав удивительную смесь. Джейми потянулся за одеялами, но он искал их долго, и я улучила момент.

Свернувшись калачиком подле него, я лежала сзади, и мои колени очень точно вписались в его подколенные выемки. Сзади меня еще виднелись всполохи умершего огня, и их было достаточно, чтобы я увидела шрамы на спине Джейми, которыми была полна его спина, испещренная следами от заживших шрамов, будто исполосованная чем-то серебристым. Я помнила эти шрамы, но тогда могла на ощупь безошибочно сказать, где какой. К тому же появился новый шрам, неизвестный – полумесяц, оставленный на теле Джейми уже после моего ухода. Он размещался по диагонали, тонко, но глубоко разрезая кожу.

Я прошлась по нему пальцем.

– Не собирались освежевать, но ведь были бы не прочь?

Джейми ничуть не удивился моему вопросу.

– Было и такое.

– И теперь? – обеспокоилась я.

Джейми помедлил с ответом, вздохнув и помолчав.

– Теперь… Что ж, и теперь.

Я опять стала водить пальцем по этому новому, незнакомому мне шраму, чтобы лучше запомнить его и связать с тем, чем занимался Джейми без меня. Сейчас это был уже жесткий рубец, но тогда… Впрочем, я не знала, что было тогда.

– Кто он?

– Я не знаю, англичаночка. Но догадываюсь, почему он за мной охотится. – Джейми накрыл своей рукой мою, покоившуюся у него на животе.

Дом молчал, по-видимому, все спали. Это было неудивительно, если вспомнить, что все малыши, все дети и внуки уехали и что в Лаллиброхе осталось немного людей – слуги, спавшие где-то позади кухни, Эуон-старший и Дженни, ночевавшие вдали отсюда, в конце коридора, и Эуон-младший в верхних этажах. Мне показалось, что мы с Джейми предоставлены сами себе, что мы где-то на краю света, откуда не видно ни Эдинбурга, ни коллег Джейми по его ночному промыслу.

– Англичаночка, припоминаешь, как перед Каллоденом ходил слух о золоте будто бы из Франции? Это было после падения Стирлинга.

– Которое прислал Людовик? Конечно, помню. Но ведь и ты знаешь, что он ничего не отправлял нам. – Я вспомнила те дни, когда Карл Стюарт дерзко возвысился, чтобы по прошествии некоторого времени снова пасть в пучину небытия. – Да и не только он, Джейми, вспомни: французское золото, испанские корабли, голландское оружие… Ничего этого ведь не было!