– Да уж согласен. Они были правы, что хотели тебя сжечь.
Глава 37
Что есть в имени
С инъекцией было покончено. Джейми лег и держал мои пальцы. Это никак не могло повредить ему, так что очень быстро он погрузился в сон и перестал держать меня.
Я находилась подле него всю ночь, словно я была в настоящей больнице, а он был настоящим пациентом. Да, Джейми был моим пациентом, и я дремала возле его кровати и просыпалась совершенно так, как делала это в больнице. Так делают все врачи: во-первых, они привыкают к смене дежурств, во-вторых, чувствуют сквозь сон состояние больного и обычно просыпаются тогда, когда требуется помощь. Необходимость делать инъекции через определенные промежутки времени здорово дисциплинирует. Я сделала еще два укола; во время последнего Джейми был совсем сонный, и если бы не рука, мешавшая лечь на живот, он бы промолчал.
Хотя температура еще держалась, жар спадал и к рассвету прекратился вовсе.
– Пенициллин – это вещь, он убьет всех твоих микробов, это уж как пить дать! – Я говорила со спящим, убеждая его в эффективности лечения. – Да что там, мы бы и сифилис вылечили!
Да уж, интересный вышел разговор. Еще более интересные вещи должны были ждать меня на кухне.
Там орудовала кухарка, походившая больше на горничную. Она уже замесила тесто для хлеба и теперь растапливала печь. Когда я вошла в кухню спросить чаю, она нисколько не удивилась и с добрыми пожеланиями подала к чаю крендели.
Значит, Дженни сказала, что я могу прийти, и наказывала обслужить меня. Ну а что сама она думала о том, что я осталась в Лаллиброхе? Я была уверена в том, что Дженни не желала моего возвращения.
Да, придется расспросить о Лаогере и вообще о жизни Джейми без меня, причем как у него самого, так и у его сестры, раз уж я остаюсь.
Поблагодарив за чай, я снова отправилась к Джейми, еще спящему.
Все утро мимо комнаты сновали люди, пытаясь узнать, что же происходит в комнате, и в то же время избегая моего взгляда. К полудню Джейми завозился, завздыхал, застонал, нечаянно зацепив руку, словом, проснулся.
Я терпеливо ждала, пока он откроет глаза, понимая, что он чувствует, что не один в комнате: Джейми был напряжен, было заметно, что положение его тела не такое расслабленное, как если бы он спал, уж я-то знала.
– Ну, раз ты в порядке, давай поговорим. – Я села подальше от кровати.
Я успела увидеть, как между ресницами на секунду появился просвет, но Джейми тут же закрыл глаза.
Он замычал, притворяясь, что только сейчас проснулся.
– Ну уж нет, дружок, ты не спишь, я вижу. Я хочу знать о Лаогере. Расскажи мне о ней.
Джейми недовольно посмотрел на меня.
– Мне может сделаться хуже. Я болен, значит, меня нельзя тревожить, иначе будет хуже. Ты знаешь об этом?
– Я же врач. Когда тебе станет хуже, я приду на помощь, не беспокойся. – Я не дала ему провести себя.
– Угу. Это я уже видел. И должен сказать, такая помощь вовсе не приятна. – Он сощурился, глядя на мою коробочку, содержащую лекарства и шприцы. – Кажется, что я сидел на колючем кусте, спустив штаны.
– Вот и ладно. – Я была рада такой своеобразной оценке моего лечения. Признаться, ничего другого я и не ждала. – Через часик «посидишь» еще. Расскажи о ней.
Джейми посуровел, но у него не было другого выхода. Он сел, опершись на подушку, и, говоря о таком деликатном предмете, возил пальцем по одеялу.
– Ну хорошо, я расскажу, – согласился он, воткнувшись взглядом в одеяло. – Тогда я приехал из Англии…
Тогда Джейми приехал из Озерного края. От Англии его родину отделяла длинная стена из камня, где древние жители приграничных окрестностей судили и рядили, устраивая там свои торжища.
– Вот там стоит камень, обозначающий границу. Действительно выглядит как рубежный знак. Знаешь такой?
Я знала. Кивая, я вспомнила, что на этом менгире – высоченном, десятифутовом – были высечены обозначения «Англия» и «Шотландия», по одному с каждой стороны.
Обыкновенно подле него отдыхали путешественники, пересекшие границу из одной страны в другую. Джейми не стал исключением. Перед возвращением на родину ему было о чем подумать, ведь родные горы сулили радость встречи, омрачаемую воспоминаниями о войне, заключении и унижениях, которые довелось перенести в изгнании.
Джейми запустил пальцы правой руки в рыжую шевелюру, размышляя. На темени ерошились волоски, завившиеся колечками.
– Ты не знаешь, что это такое, когда годами тебя окружают чужие люди.
– Уверен? – холодно осведомилась я.
Он удивился, но тут же улыбнулся.
– Не знаю. Наверное, и тебе знакомо это чувство. Но видишь ли в чем штука, англичаночка, – когда ты возвращаешься из долгих странствий, ты меняешься. Правда ведь? Вроде ты и возвращаешься домой, но ты уже другая, не чужая – это невозможно, – зато другая.
Я вспомнила, как проходили вечеринки в университете, которые посещал Фрэнк, как ходила с маленькой Бри в бостонские парки, где собирались мамочки, хваставшие своими малютками, как я играла с ними в бридж и как томилась их пустяшными разговорами, выказывавшими в них обеспеченных домохозяек. Да, годами меня окружали чужие.