С виду кажется, что волосы у африканцев такие короткие, что не требуют никакого ухода, на самом же деле они нуждаются в постоянном внимании. Парикмахер на понтоне всегда в трудах: с расческой и безопасной бритвой в руках он скоблит и скоблит клиента, в то время как тот держит перед собой зеркало и следит за работой.
На протяжении всего пути за нами следуют бабочки.
Ищем в лесу признаки жизни помимо бабочек, как когда‑то, еще детьми, искали спрятанное в картине — загадке человеческое лицо.
К ленчу — в Ингенде. Пошли с отцом Анри прогуляться и отправить письма. На побережье надпись на французском, фламандском и местном языках: «Зона сонной болезни. Берегитесь мухи цеце».
Над епископской кроватью, на которой я сплю, фотография церкви или собора под снежным покровом.
В конце «Ценой потери»[88]
появится ревнивый муж (без всяких оснований для ревности), он увезет X., так и не дав ему оправдаться. Но жена доктора последует за X. в Кок, Лео, Браззавиль, возможно с сентиментальным желанием «искупить» вину. В этой истории она разобралась не лучше своего мужа. Она предлагает себя X., а ему, разумеется, вовсе не нужно того, что она предлагает, — наихудшее из оскорблений для ее мужа. Доктор убивает X., а жена становится героиней преступления из страсти в классическом африканском духе. Но вот чего никак нельзя зачитать на суде — это разрушило бы всю картину, — так это последнее письмо X. к одному из священников лепрозория или к матери, которую никогда не могли сломить никакие потери. Не отошел ли я слишком далеко от первоначального замысла? Не начинаю ли я выдумывать, не поддаюсь ли извечному искушению рассказать занимательную историю? И все же я чувствую, что X. должен умереть, чтобы тайна его характера так и осталась неразгаданной. Конечно, он может и попросту «удалиться», как Чаплин в своих ранних фильмах[89].Во Фландрию прибыли часам к трем. Двое священников поднялись за мной на борт, а потом повезли меня к Л., управляющему «Юнайтед Эфрика фэктори». В прошлом офицер индийской армии, он все еще молод. Умная и очень хорошенькая жена. Двое детей в Коке, а двое младших встретили нас — к сожалению, мы попали к ним в субботнюю сиесту. Накануне праздновали день рождения мальчика, и поэтому он сразу же принялся рассказывать о подарках: молоток, пила, гвозди — и с гордостью показал, что он уже смастерил: кукольную кроватку, табуретку и птичий домик. Его сестренка встала на голову, и ее стошнило. Выпили много пива. Совершенно неожиданно объявился коммивояжер пивоваренной компании. Договорившись о встрече с судном, мы поехали осматривать поместье. Фабрика: ничто не пропадает даром — все, из чего не выжимается масло, используется как топливо, и никакого другого топлива больше не требуется. Запах прогорклого маргарина[90]
. Огромные участки лесной вырубки напоминают мне Западный фронт. Пришлось построить платформы восьми футов высотой, чтобы громадные сучья не мешали срезать деревья. Повар, заболевший проказой; из‑за детей его пришлось уволить, он плакал.Пароходик спешит нам навстречу: до чего красиво он входит по излучине реки в окрашенный закатом плес.
Очень душная ночь в салоне на верхней палубе — мы должны были держать двери закрытыми, чтобы можно было в темноте управлять судном; я рано лег спать и видел дурные сны.
Долгое пение в ночи: африканцы поют о происшедших событиях и об участниках путешествия. Можно начать роман с песни туземцев: «Вот человек: он не священник и не доктор. Он прибыл из далеких краев и едет неведомо куда. Он много пьет, он курит, но никого не угостил сигаретой»[91]
.