Путешествие дилетанта

Родители синхронно закурили, выпуская дым в открытые окна. Про гостя сразу забыли, принявшись оживленно обсуждать последние новости. Судя по обилию имен, речь шла о друзьях и родственниках. Ночной Загреб разглядеть толком не удалось – мешал рюкзак, падавший на плечо и ветер вперемешку с табачным дымом. Ехали долго – минут тридцать. Вера, не вынимая сигареты изо рта и не прекращая разговора, бойко гнала машину по пустому ночному шоссе. Затолкав очередной окурок в пепельницу, она требовательно щелкала пальцами и муж прикуривал для нее следующую.

«Итальянцам, чтобы поговорить, руками махать надо, а югославам, похоже, без курева двух слов не связать», – подумал Пьер.

Мелькнул дорожный указатель Samobor

, машина съехала с шоссе и запетляла по узким улочкам. Выросший в центре города, Пьер поморщился. Это, похоже, был дальний пригород или вообще соседний городок.

– Сестрорецк, судя по удаленности, – подумал он. – Лишь бы не Кириши. Интересно, а как у них с нравственными устоями? Нас вместе положат или меня на раскладушке пристроят?

– А вот и наш домик! – радостно воскликнула Мели. – Приехали!

Пьеру, ожидавшему увидеть деревенское жилье, дом понравился – аккуратная двухэтажная вилла с небольшим палисадником. Простенькая железная решетка – никаких выкрутасов, но зато и не плетень и не забор, собранный из спинок от железных кроватей. Мели с отцом открыли ворота, и машина втиснулась на маленькую мощеную площадку перед входной дверью.

* * *

– Александр Дмитриевич в Белграде. Приезжайте на следующей неделе.

Согласно полученной в Манагуа инструкции, сразу после приезда в СФРЮ Пьер должен был встать на учет в консульстве СССР в Загребе, а после этого обратиться к Александру Дмитриевичу Белгородскому – руководителю корпункта ТАСС.

– Он о тебе знает. И поможет, и проконсультирует, и что делать скажет. На ближайшее время он – твой начальник, – инструктировал его Геннадий Иванович, обосновавшийся в бывшем кабинете Моторыгина.

На консульский учет Пьер встал без проблем – приехал в часы приема, предъявил паспорт и заполнил короткую анкету. На прощание получил настоятельное приглашение на ближайшие мероприятия, проводимые Обществом дружбы «СССР-СФРЮ».

– На следующей неделе концерт детского хора будет – не опаздывайте!

– Всенепременнейше. Держите для меня место в первом ряду, – пробормотал Пьер, унося ноги.

А вот Белгородского застать не получалось. Уже в третий раз приезжал он в старинный особнячок на Босанской улице, но «начальник» все время был разъездах. Пришлось опять не солоно хлебавши топать уже знакомым маршрутом к автовокзалу – на автобус в Самобор. Можно было, конечно, остаться погулять по Загребу, но Мели уже провела для него пару подробных экскурсий по городскому центру. Они долго гуляли по Долнему и Горнему градам, прокатились на коротеньком старинном фуникулере, пофотографировались на площадях… Больше Пьер себя туристом не чувствовал и одному ходить по городу без цели как-то не улыбалось. Ресторанчики и кафе в центре Загреба были намного дороже, чем в Манагуа или даже в Самоборе. А вот наличные доллары, привезенные в кармане, подходили к концу. Оставалась надежда на счет в Bank of America, но здесь в Народном Банке только разводили руками и помочь со снятием наличных не могли.

Погода стояла отличная, и Пьер все-таки сошел с автобуса за пару остановок от дома, чтобы размять ноги. Здесь не было такой туристической толчеи, как в Загребе и прогулка доставляла удовольствие. Самобор оказался уютным чистым городком с романтическим налетом средневековья – даже руины замка сохранились. По старинным, мощеным светлым камнем улочкам хотелось ходить в домашних тапках – так здесь было чисто и спокойно. Перед домами на стульях сидели бабушки, провожая прохожих задумчивым взглядом, а на дверях домов висели «посмертницы» – объявления о кончине близких людей. И горем, и радостью здесь было принято делиться. Как в русских деревнях, здесь люди здоровались, встретившись взглядом даже с незнакомцами. Если же встречался знакомый человек, не ленились перейти на другую сторону улицы для рукопожатия. Пьер никак не мог привыкнуть, что здешние женщины первыми по-мужски протягивали руку при встрече, и надо было энергично ее потрясти.

Здешняя лучшая половина человечества вообще отличалась энергичностью и эмансипированностью. Почти все водили автомобили (что в родном Ленинграде пока было редкостью) и практически все женщины курили (что, увы, уже редкостью на родине не являлось). Говорили они уверенно и в разговоре употребляли слова, о значении которых Пьер не мог не догадываться (филолог, все-таки…) Он спросил об этом Мели, и та объяснила ему, что здесь языковая норма не такая строгая, как в русском языке, и табуированной лексики почти нет. Пьер после этого стал прислушиваться, и вскоре понял, что не только молодые женщины, но и старушки, и даже дети чувствуют себя свободно в употреблении идиоматических выражений, которым позавидовали бы его бывшие коллеги по работе в овощном магазине на улице Дзержинского.