Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно

Задачи, которые от имени народа ставятся Верховным Советом перед правительством, оно обеспечивает, принимая законы, обязательные для исполнения. Но законы – те же инструкции, а для делократа обязательных инструкций не существует – ему указывает Дело. Получается, делократ по своему разумению может исполнять и не исполнять законы. Это так и не так.

Любой закон прежде всего ставит задачу. Дело — тот результат, который нужен народу и который необходимо достичь. Далее в законе указываются (раньше указывались) отработанные жизнью или продуманные нормы поведения — вот их-то исполнять не обязательно. И никакой крамолы, революции здесь нет.

Возьмем, например, самый старый, самый строгий закон – уголовный. В первой статье он каждому указывает Дело: «Уголовный кодекс (союзной республики) имеет задачей охрану общественного строя, его политической и экономической систем, социалистической собственности, личности, прав и свобод граждан и всего социалистического правопорядка от преступных посягательств». Далее кодекс объясняет, что такое преступление – это «...общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом» (статья 7 УК РСФСР). То есть сами по себе такие деяния, предусмотренные уголовным законом, как, например, убийство, дача взятки, воровство и другие, еще не является преступлением, если они не опасны для общества.

Статья 14 (УК РСФСР) об этом говорит прямо: «Не является преступлением действие, хотя и подпадающее под признаки деяния, предусмотренного Особенной частью настоящего Кодекса, но совершенное в состоянии крайней необходимости, то есть для устранения опасности, угрожающей интересам Советского государства, общественным интересам, личности иправам данного лица или других граждан, если эта опасность при данных обстоятельствах не могла быть устранена другими средствами и если причиненный вред является менее значительным, чем предотвращенный вред».

И только такое исполнение закона является точным. Более того, если человека, совершившего во имя общественных интересов «деяния, предусмотренные Особенной частью настоящего Кодекса», осудят, то тяжкое преступление совершат работники прокуратуры и судьи (статья 176,177 УК РСФСР), поскольку закон требует, чтобы его исполняли полностью, а не отдельные статьи. Нет общественной опасности или она минимальна, значит, нет преступления или оно минимально.

Почему же у нас с тридцатых годов по смерть Сталина был террор, почему возможны неправосудные приговоры и в настоящее время?

Суд у нас бюрократичен и независим от правосудия, прокуратура независима от законов, они независимы от своего Дела. Председатели судов, прокуроры поощряются и наказываются своими начальниками и служат исключительно им. (Кстати, подчинить их прессе или общественному мнению тоже не выход.) Поэтому они делают только то, что заслуживает одобрение тех, перед кем они отчитываются, кто может их наказать. Они всегда исполняют (одни охотно, другие вынужденно) не социальный, а административный заказ.

Возникла у Сталина концепция об обострении классовой борьбы, и тут же прокуроры и судьи заполнили судебную систему делами о врагах народа и смертными приговорами. Если один судья уже отчитался, что он убил десять английских шпионов, то другому для карьеры, хоть из шкуры вылезь, а нужно убить десять японских. Служить одновременно и Делу, и бюро невозможно, не успеешь отчитаться – сам попадешь к коллеге в отчет. Нужно было подтвердить начальнику, что «борьба», дающая возможность сногсшибательной карьеры, действительно «обостряется», шпионов пруд пруди, и на таких борцов, как ты, у начальника одна надежда и осталась.

Возник административный заказ борьбы с бесхозяйственностью – пожалуйста, наша Фемида тут как тут. И не удивляли сообщения в газетах, что хозяйственники, достигшие огромного эффекта для страны, сидят в тюрьмах. Отчитываться-то Фемиде надо регулярно.

Административный заказ может быть государственным и местным. Государственного заказа на борьбу с коррупцией в Узбекистане не было, зато был местный – на защиту взяточников. И не смущаясь, узбекская Фемида уничтожала свидетелей, сажала в тюрьмы тех, кто пытался бороться со взятками. А когда возник госзаказ на борьбу со взятками, то вовсю развернулись Гдлян с Ивановым, но уже в другую сторону.

Нельзя обижаться на законы, по духу и букве они делократические. Но управление правосудием бюрократично. Не изменив его, бессмысленно менять законы.

ПУТИ ПЕРЕСТРОЙКИ

Внешне пути перестройки выглядели несложно. Нужно было каждому определить его Дело и применить такую систему поощрения и наказания, чтобы она полностью отражала, с какой эффективностью человек или организация делают его. Бюро (руководящий орган) в этот вопрос вмешиваться не должно.

Правда, наше бюрократическое мировоззрение часто приводит к тому, что мы путаемся в определении Дела, порой не можем определить его для данного человека или организации. Сейчас есть организации без Дела, и придумать его для них невозможно. Это чисто бюрократические порождения.