Путешествие Хамфри Клинкера. Векфильдский священник (предисловие А.Ингера)

Байнард надеялся, что такую особу ему легко будет переделать по своему вкусу и что она охотно разделит с ним его заботы о домашнем их благополучии. Он решил жить в имении, ибо горячо любил сельскую жизнь, заниматься уходом за поместьем, которое могло приносить доходы, решил довольствоваться деревенскими развлечениями, встречаться с несколькими приятелями, жившими по соседству, держать открытый дом, не выходя за пределы своих годовых доходов, а жене своей предоставить приятное развлечение, поручив управление домом.

Однако это были одни только мечтания, которые ему никогда не удалось осуществить. Супруга его была невежественна, как новорожденный младенец, во всем касающемся домоводства и о деревенской жизни не имела никакого понятия. Ума у нее не хватало даже для того, чтобы усвоить самые основы управления домом; впрочем, ежели бы его и хватило, то врожденная беспечность все равно не позволила бы ей отказаться от привычек, которые приобрела сызмальства. В разумных развлечениях она не находила ни малейшего удовольствия, господствующей ее страстью было тщеславие, но не то тщеславие, какое проистекает из высокого мнения о собственных совершенствах, но глупое и ложное, поощряемое пышностью и хвастовством и не споспешествующее сознанию личных достоинств.

Когда шум и суета, без коих не обходится ни одна свадьба, затихли, мистер Байнард почел, что настало время познакомить супругу с задуманными им планами. Он сказал, что хотя состояние его позволяет жить, ни в чем не нуждаясь, но его недостаточно для удовлетворения излишеств роскоши, которые сами по себе нелепы и несносны. Засим он выразил надежду, что она не станет возражать против их отъезда весной из Лондона, а тогда он получит возможность уволить лишних слуг, которых нанял по случаю свадьбы.

Она выслушала его, не перебивая, и затем, помолчав, произнесла:

— Так, значит, я должна замуроваться в деревне!

Слова эти столь его смутили, что некоторое время он не находил ответа, и наконец сказал, что ему весьма прискорбно, если его предложение противно ее намерениям.

— Я хотел только изложить план тихой и мирной жизни по нашим средствам, которые следует считать умеренными.

— Сэр, вам лучше знать о делах ваших, — сказала она. — Мое приданое не больше двадцати тысяч фунтов; пуст это крохи, но и с этими крохами я могла бы найти такого межа, который не пожалел бы денег, чтобы я жила в Лондоне.

— О господи! — воскликнул бедняга Байнард в сильном возбуждении. — Не считайте меня скрягой, любовь моя! Я только говорил о своих намерениях… Я не помышлял требовать…

— Ну что ж, сэр! — перебила она. — Ваше право — приказывать, а мой долг

— повиноваться.

Тут она залилась слезами и удалилась в свою комнату, куда тотчас же пришла ее тетка. Он старался было ободриться и показать твердость духа, но природная его мягкость, бывшая главным пороком его натуры, помешала ему. Тетку он нашел в слезах, а с племянницей случился припадок, который длился часов восемь, и когда, наконец, сей припадок прекратился, она стала невнятно бормотать что-то о «смерти» и о «дорогом супруге», а тот все это время сидел подле нее и в полном отчаянии лобызал ей руки, раскаиваясь в нанесенной обиде.

С той поры он остерегался даже упоминать о деревне, и они все глубже и глубже погружались в пучину мотовства, ведя, как говорится, «модную жизнь» в столице.

К концу июля месяца миссис Байнард порешила, однако, представить доказательства супружеского послушания и изъявила желание побывать в его поместье, — вернее, потому, что к тому времени все общество разъехалось из Лондона. Ее супруг охотно отказался бы от этого путешествия, ибо оно не входило в его экономические планы; но она настояла на своем, утверждая, что ей не терпится принести жертву его вкусам и пристрастьям, и в конце концов они отправились в деревню с такой свитой, что подивилась вся округа.

Конец лета прошел в приеме и в посещении соседей, и тем временем открылось, что у сэра Джона Чикуэлла прислуги больше на одного дворецкого и одного лакея, чем у мистера Байнарда. Об этом оповестила за столом тетка миссис Байнард; супруг признал это, но присовокупил, что сэр Джон Чикуэлл без труда может держать больше прислуги, нежели тот, кто не имеет и половины его доходов.

В тот вечер миссис Байнард не изволила ужинать, и с ней приключился сильнейший припадок, каковой завершил ее победу над стойкостью супруга. Оба слуги, которых не хватало, были наняты. Старинное серебро, как вышедшее из моды, было продано и куплено новое. Заново убраны были по-модному покои, и всю усадьбу перевернули вверх дном.