Путешествие Хамфри Клинкера. Векфильдский священник

— Это не может служить оправданием, — сказал он, — но все же до некоторой степени смягчает его вину; во всяком случае, он заслуживает снисхождения. Вижу, сударь, — продолжал он, ласково протянув руку моему сыну, — вы не ожидали встретить меня здесь; впрочем, я время от времени наведываюсь в тюрьмы, даже без такой веской причины, как та, что привела меня сюда сегодня. Пришел же я сюда, чтобы восстановить справедливость по отношению к одному достойному человеку, которого уважаю всей душой. Давно уже исподволь слежу я за благими делами вашего отца. В скромном жилище его встретил я уважение, в котором не было ни малейшей примеси лести, а незатейливое веселье, царившее у его очага, наполняло мое сердце счастьем, какого не встретишь при дворе. Но, видно, племянника моего известили о моем намерении быть здесь, и он пожаловал сюда сам; было бы несправедливо как по отношению к вам, так и к нему, осудить его, не вникнув в дело; виновный не уйдет от наказания; и могу сказать, не хвастая, что никогда никто еще не мог обвинить сэра Уильяма Торнхилла в несправедливости.

Только теперь поняли мы, что добрый и потешный мистер Берчелл был не кто иной, как знаменитый сэр Уильям Торнхилл, о добродетели и эксцентричности которого все были наслышаны. «Бедный мистер Берчелл» оказался обладателем огромного состояния и чрезвычайно влиятельным человеком, чьим мнением дорожили государственные мужи, к словам которого прислушивалась целая политическая партия; принимая близко к сердцу интересы сограждан, он вместе с тем всегда оставался преданным слугой своего монарха. Бедняжка жена, вспомнив бесцеремонное свое обращение с ним, казалось, оцепенела от ужаса, в то время как Софья, всего несколько мгновений назад считавшая, что он принадлежит ей безраздельно, теперь, когда ей вдруг открылась пропасть, их разделявшая, не в силах была сдержать слезы.

— Ах, сударь, — воскликнула жена в глубоком унынии, — простите ли вы меня когда-нибудь? Непочтительный прием, какой я оказала вашей чести в последний раз, дерзкие мои шутки… Боюсь, сударь, вы их никогда не простите.

— Помилуйте, любезная моя сударыня, — отвечал он с улыбкой, — что же худого в том, что вы шутили? Ведь и я, кажется, в долгу не остался; пусть общество рассудит, чьи шутки были острее. По правде говоря, я не расположен сейчас ни на кого сердиться, кроме как на злодея, так напугавшего мою милую девочку. Я не успел даже как следует разглядеть этого мерзавца, чтобы описать его приметы для огласки. Софья, душа моя, как вам кажется, — вы узнали бы его, если бы он вам повстречался снова?

— Право, сударь, — отвечала она, — я не могу сказать наверное, но вот сейчас мне вдруг припомнилось, что над одной его бровью был большой шрам.

— Прошу прощения, сударыня, — вмешался Дженкинсон, оказавшийся тут же, — этакий рыжий, без парика, не правда ли?

— Совершенно верно! — воскликнула Софья.

— А ваша честь, — продолжал тот, обратившись к сэру Уильяму, — не обратили внимания на необычайную длину его ног?

— Длинные они были или короткие, не знаю, — отвечал баронет, — но что прытки, то это так; ибо он бежал быстрее меня, я же до сей поры считал, что во всем королевстве мало кто может состязаться со мной в беге.

— Осмелюсь доложить, ваша честь, — вскричал Дженкинсон, — я его знаю! Конечно же, это он! Лучший бегун в Англии. Он перегнал Пинвайра из Ньюкасла, и зовут его Тимоти Бакстер. Я прекрасно его знаю, и мне даже известно, где он сейчас обретается! Если ваша честь велит господину тюремному надзирателю отправить меня с двумя провожатыми за ним, я берусь доставить его вам самое позднее через час.

Тут же был вызван тюремный надзиратель, и сэр Уильям спросил его, знает ли он, кто с ним говорит.

— Так точно, ваша честь, — отвечал тюремщик, — я хорошо знаю сэра Уильяма Торнхилла; а всякий, кто хоть немного знаком с ним, пожелает узнать его еще лучше.

— А коли так, — сказал баронет, — я попрошу вас отправить этого человека в сопровождении двух ваших служителей по моему поручению; как местный мировой судья я беру на себя ответственность за такое распоряжение.

— С меня довольно вашего слова, — отвечал тот, — и, если вашей чести угодно, мы пошлем его в любой конец Англии по первому вашему требованию.

Итак, с согласия тюремного надзирателя Дженкинсон был отправлен на розыски Тимоти Бакстера; меж тем мы вдоволь потешились, глядя на Билла, который, только лишь вошел в комнату, немедленно вскарабкался на колени к сэру Уильяму и, обвив его шею рукой, начал его целовать. Мать стала было корить мальчишку за такую фамильярность, но добрый баронет остановил ее и, усадив нашего маленького оборванца к себе на колени, воскликнул:

— Ах, Билл, плутовская ты рожица! Так ты помнишь еще своего старинного приятеля Берчелла? А вон и Дик — здравствуй, здравствуй, старина! И я ведь вас не позабыл, глядите!

Тут он дал каждому по большому куску печатного пряника, и бедняжки принялись уплетать за обе щеки, ибо завтрак их в тот день был весьма скуден.