Путешествие на «Кон-Тики». На плоту от Перу до Полинезии

Однажды, когда мы сидели за обедом, с Торстейном произошел случай, какой бывает только в самых невероятных охотничьих рассказах. Он внезапно положил вилку и опустил руку в океан; прежде чем мы поняли, что случилось, вода забурлила, и большая извивающаяся золотая макрель очутилась среди нас.

Оказывается, Торстейн схватил конец лесы, медленно проплывавшей мимо нас, на другом конце которой висела на крючке совершенно ошарашенная золотая макрель, оборвавшая лесу Эрика, когда тот рыбачил несколько дней тому назад.

Не проходило дня без того, чтобы шесть, семь золотых макрелей не сопровождали нас, кружа вокруг плота и под ним. В плохие дни их могло быть только две или три, но зато назавтра их появлялось до тридцати или сорока. Обычно достаточно было предупредить кока за двадцать минут, если мы хотели получить к обеду свежую рыбу. Тогда он привязывал кусок шпагата к короткой бамбуковой палке и насаживал на крючок половину летающей рыбы. Золотая макрель являлась в мгновение ока, в погоне за крючком бороздя головой поверхность воды, а за ней по пятам следовали еще две или три. Это была увлекательная рыбная ловля, а мясо только что пойманной золотой макрели было плотное и превосходное на вкус, напоминая одновременно треску и семгу. Оно не портилось два дня, а большего нам и не надо было, так как рыбы в океане водилось достаточно.

Знакомство с лоцманами происходило у нас иным путем. Акулы приводили их и после своей смерти оставляли нам для усыновления. Уже вскоре после нашего отплытия плот посетила первая акула. А затем они стали почти ежедневными гостьями. Иногда акула просто подплывала, чтобы осмотреть плот, и, описав вокруг один или два круга, отправлялась дальше на поиски добычи. Но чаще акулы пристраивались за кормой, как раз позади рулевого весла; там они лежали совершенно бесшумно, переводя взгляд с одного борта на другой, и лишь изредка чуть-чуть шевелили хвостом, чтобы не отстать от спокойно двигавшегося плота. Серо-голубое туловище акулы, находившейся у самой поверхности воды, в лучах солнца казалось буроватым; оно поднималось и опускалось вместе с волнами, так что спинной плавник все время угрожающе выступал из воды. Если море было бурным, то волны иногда поднимали акулу гораздо выше плота, тогда она величественно плыла к нам в сопровождении суетливой свиты маленьких лоцманов, державшихся перед ее пастью, и мы видели ее всю целиком, как в стеклянном ящике. В течение нескольких секунд нам казалось, что и акула и ее полосатые спутники вот-вот окажутся на самом плоту, но затем плот грациозно наклонялся в подветренную сторону, взбирался на гребень волны и спускался по другую сторону ее.

Вначале мы относились к акулам с большим почтением из-за их репутации и угрожающего вида. В этом заостренном туловище, представляющем собой огромный ком стальных мышц, была заключена необузданная сила, а широкая плоская голова с маленькими зелеными кошачьими глазами и громадной пастью, в которой мог поместиться футбольный мяч, говорила о безжалостной алчности. Когда человек у руля кричал «акула вдоль правого борта» или «акула вдоль левого борта», мы выскакивали на палубу, хватали ручные гарпуны и остроги и выстраивались вдоль края плота. Обычно акула бесшумно плавала вокруг нас, чуть не прижимаясь спинным плавником к бревнам. Наше уважение к акуле еще увеличилось, когда мы увидели, что остроги гнулись, как спагетти[33], отскакивая от напоминавшей наждачную бумагу брони на спине акулы, а наконечники ручных гарпунов ломались в пылу схватки. Если нам и удавалось пронзить кожу акулы и добраться до ее мышц и хрящей, это приводило только к волнующей борьбе; вода вокруг нас кипела, но дело кончалось тем, что акула вырывалась и уходила, а на поверхности воды оставалось маленькое маслянистое пятно, постепенно расплывавшееся.

Чтобы сохранить наш последний гарпун, мы связали в пучок несколько самых крупных рыболовных крючков и засунули их в туловище золотой макрели. Затем мы спустили приманку за борт, предусмотрительно заменив лесу стальным многожильным тросиком, который мы прикрепили к концу нашей спасательной веревки. Медленно и решительно акула приблизилась; высунув голову над водой, она раскрыла свою серповидную пасть, рванув, схватила целиком золотую макрель и проглотила ее. Тут она и попалась. Завязалась битва, во время которой акула вспенила всю воду вокруг плота, но мы крепко вцепились в веревку и подтащили сопротивлявшуюся изо всех сил громадину к самым бревнам кормы; там она лежала в ожидании дальнейших событий и лишь широко разевала пасть, как бы желая запугать нас рядами своих острых, как пила, зубов. Набежавшая волна вкатила акулу на край скользких от водорослей бревен; набросив веревочную петлю на хвостовой плавник туловища, мы поспешно отбежали на почтительное расстояние и ждали, пока закончится военный танец.