Просто изумительно, какое психологическое действие оказывала на нас шаткая бамбуковая каюта. Она была размером 2,5 на 4 метра, и, для того чтобы уменьшить давление ветра и волн, мы построили ее такой низкой, что никто из нас не мог, выпрямившись, стоять даже под коньком крыши. Стены и крыша были сделаны из крепких бамбуковых жердей, связанных между собой и укрепленных оттяжками; они были забраны плотным плетением из расщепленных побегов бамбука. Эта обрешетка зеленого и желтого цвета с гирляндами листьев, спускавшихся с крыши, была для глаз гораздо приятней, чем каюта, выкрашенная белой краской. И несмотря на то, что бамбуковая стена с правой стороны была на одну треть своей длины открытой, а крыша и стены пропускали солнечные и лунные лучи, эта примитивная берлога вселяла в нас чувство безопасности, какого не могли бы нам дать в этих условиях белоснежные переборки и закрытые иллюминаторы. Мы попытались найти объяснение этому любопытному факту и пришли к следующему выводу. Для нашего сознания было совершенно непривычным ассоциировать крытое пальмовыми листьями бамбуковое жилище с морским путешествием. Не существовало никакой естественной гармонической связи между огромным перекатывающимся океаном и зияющей дырами пальмовой хижиной, которая плыла среди волн. Поэтому либо хижина должна казаться нам совершенно неуместной среди волн, либо волны должны казаться совершенно неуместными вокруг хижины. Пока мы находились на плоту, бамбуковая хижина с ее запахом джунглей была для нас привычной действительностью, а вздымающиеся волны представлялись чем-то мало реальным. Но если мы находились в резиновой лодке, волны и хижина менялись ролями. Бальсовые бревна, подобно чайке, всегда скользили по волнам и всегда давали выход воде, которая захлестывала корму, и это вселяло в нас непоколебимую веру в сухое место посреди плота, где находилась каюта. Чем дольше длилось путешествие, тем в большей безопасности мы чувствовали себя в нашей уютной берлоге; и мы смотрели на белые гребни волн, плясавших перед дверью, с таким чувством, словно это был волнующий фильм, который нам абсолютно ничем не угрожает. Пусть открытая стена находится всего в полутора метрах от ничем не огражденного края плота и только на полметра выше уровня воды, все же, забравшись внутрь каюты, мы чувствовали себя так, будто путешествовали по суше за много миль от моря и находились в какой-то лесной хижине, вдали от всех опасностей океана. Тут мы могли лежать на спине, смотреть вверх на забавную крышу, которая покачивалась, как ветви на ветру, и наслаждаться лесными запахами свежей древесины, бамбука и увядших пальмовых листьев.
Иногда мы отплывали в резиновой лодке, чтобы взглянуть на себя ночью. Черные как смоль волны громоздились со всех сторон, а мириады мерцающих тропических звезд слабо отражались в планктоне у поверхности воды. Мир был прост — звезды во мраке. Был ли это 1947 год до нашей эры или нашей эры, внезапно потеряло всякое значение. Мы жили, и это мы ощущали со всей остротой. Мы понимали, что жизнь была полна для людей и до наступления века техники — пожалуй, во многих отношениях полнее и богаче, чем жизнь современного человека. Время и эволюция в эти мгновения переставали существовать. Все, что в жизни человека было реальным и имело значение, сегодня оставалось таким же, каким оно было когда-то и будет всегда. Мы растворялись в абсолютном всеобщем мериле истории: бесконечная беспросветная тьма под роем звезд. Перед вами в ночи вставал из волн «Кон-Тики» и снова опускался за черные массы воды, которые вздымались между ним и нами. В лунном свете плот окутывала какая-то особая атмосфера. Толстые блестящие бревна с бахромой из водорослей, квадратные очертания черного паруса викингов, ощетинившаяся бамбуковая хижина с желтым светом керосинового фонаря позади — все это напоминало скорее картину из волшебной сказки, чем реальную действительность. Время от времени плот совершенно исчезал за черными волнами; затем он опять появлялся и резким силуэтом вырисовывался в свете звезд, а с его бревен стекали сверкающие струи воды.
Когда мы ночью смотрели на наш одинокий плот, мы без труда могли мысленно представить себе, как где-то за горизонтом, когда люди впервые прокладывали себе путь через этот океан, проплывала целая флотилия таких судов, держась веерообразным строем, чтобы было больше шансов заметить землю. Незадолго до появления испанцев инка Тупак Юпанки, который подчинил своей власти и Перу и Эквадор, в сопровождении многих тысяч людей отплыл в океан с целой армадой бальсовых плотов, на поиски островов, которые, по слухам, находились где-то в Тихом океане. Он нашел два острова; некоторые считают, что то были острова Галапагос; и после восьмимесячного отсутствия ему и его многочисленным гребцам с трудом удалось вернуться назад в Эквадор. Конечно, и Кон-Тики со своими спутниками несколькими столетиями раньше плыл таким же строем, но так как они открыли острова Полинезии, у них не было причин пытаться преодолеть обратный путь.