Путешествие на край комнаты

— Зато дорог тот миг, когда ты исчезнешь, — сказал еще один парень, который только что поднялся на крышу. Еще час назад я бы решила, что это самый красивый мужик на свете, и лучше уже не бывает. Сперва мне показалось, что это Рино, только внезапно «сдувшийся». Но если Рино был воплощенным идеалом, образцом мужской силы и привлекательности — этаким красавцем мужчиной атлетического сложения, которые встречаются только в журналах, а в жизни таких не бывает, — то этот новый товарищ, хотя от него тоже веяло грозной силой, все же был больше похож на соседского парня, при условии, что этот соседский парень очень хорошо кушает и всерьез увлекается «жесткими» видами спорта: регби, хоккеем и боксом. У него было великолепное тело и улыбка обаятельного хулигана. Такой хороший плохой мальчик. Женщины от таких млеют, я уже поняла, что никогда не уеду отсюда. Поселюсь тут насовсем.

— Ты пытаешься ограничить чужую свободу, Янош, — сказал Рутгер.

— За все надо платить, — сказал Янош.

— Оуш-ш-шен, — прошипел Рутгер, оборачиваясь ко мне. — Хорхе сказал, чтобы я тебе кое-что объяснил по работе. В образовательных целях.

— Нет, он такого не говорил, — сказал Янош.

— Он такого не говорил, — сказал Ричард.

— Нет, не говорил, — сказала я.

— Это все потому, что я фачусь из принципа, за идею, да?

— Дорог тот миг, когда кто-то исчезнет, — повторил Янош.

Рутгер фыркнул и удалился.

— Ладно, Ричард, давай, что ли, очередную историю про утопленников, — сказал Янош. Ричард тоже ушел.

Янош представился мне и снял шорты и плавки, пока я упорно смотрела в другую сторону. Потом он достал из кармана шортов трубку и спички и закурил. Это была не трубочка для травы, а настоящая старомодная трубка для табака. Из тех, которые курят престарелые нудные дядюшки, к которым тебя возят в гости в глубоком детстве. Курить трубку — может, когда-то в этом был определенный шик, но теперь это уже немодно, и, несмотря на мужественную фигуру и задиристый, буйный нрав, с трубкой Янош смотрелся странно. Модный, стильный, шикарный… насколько это вообще важно? Наверное, все-таки важно. Для чего мы живем, если не для того, чтобы нами восторгались, чтобы на нас любовались и поражались?! У нас у каждого есть возможность выбирать между классной одеждой и страшными тряпками, между хорошей, достойной музыкой, которую пишут серьезные, вдумчивые, требовательные музыканты, и халтурной, натужной попсой, — и тот, кто делает правильный выбор, заслуживает одобрения и восхищения. Собственно, в этом, наверное, и заключается смысл нашей жизни: чтобы всегда делать правильный выбор — и чтобы тебя оценили и похвалили люди, мнением которых ты так или иначе дорожишь. А какой еще может быть смысл? Я подумала, может быть, Янош пытается возродить моду на трубки, но мысль получилась какая-то неубедительная. Хотя с другой стороны, а кто из нас совершенство?

Янош глубоко затянулся и выпустил витую струю сизого дыма.

— Йойо тут хорош, — объявил он. Я была без понятия, о чем он говорит, но я поняла, что он имеет в виду.

Я запрокинула голову и посмотрела на небо — божественно голубое. Где-то там, под этим великолепным небом, шесть миллиардов людей вовсю испражнялись друг другу на головы и топтали друг друга ногами. Но я была счастлива. Со всей этой суетой — пока я искала работу и собиралась в Барселону — у меня не было времени на охоту за мужиками. Мне отчаянно не хватало компании. Но теперь я попала в нужное место.

— Мне так жалко хороших людей, — задумчиво проговорил Янош.

— Почему?

— Потому что рано или поздно их всех злобно выебут.

* * *

Если учесть, что все мои предыдущие работодатели так или иначе пытались меня домогаться, меня удивило и даже немного разочаровало, что Хорхе не потребовал от меня никакого интима. Но он был из тех редких людей, которые безоговорочно счастливы в браке.

— Величайшее изобретение в истории — это не колесо и не письменность, это жена, — сказал он.

— Очень немногие мужики так считают, — ответила я.

— Потому что очень немногие люди умеют любить, Я надеюсь, что ты умеешь, Оушен.

— Все умеют любить.

— Нет. Не умеют. Им просто кажется, что они умеют. Но они не умеют.

— Но если ты думаешь, что умеешь, значит, все же умеешь? И как тогда разобраться, умеешь ты любить или нет?

— Я скажу как.

— А чем тебя покорила твоя жена?

— Она не задает лишних вопросов.

Хорхе привел меня в зал, где сцена, и рассказал про мой номер.