На лице Вадеми отчетливо проступила досада. Неужто у йембе сложилось столь высокое мнение о моих познаниях, что они сочли, будто я способна решить этот вопрос вот так, походя, за ленчем в далекой стране? Или они ожидали, что я явлюсь на помощь собственной персоной? Если так, мне больно было их разочаровывать. Но тут уж было ничего не поделать: приезду мешало слишком многое.
Дабы хоть чем-то утешить Вадеми, я добавила:
– Я ожидаю от этой экспедиции множества новых знаний о драконах. Вполне возможно, среди них окажется и нечто полезное для вас.
Все это оказалось сущей правдой. Именно так (хоть и косвенным образом) впоследствии и вышло. Но в тот момент его это ничуть не утешило, и на сем мы расстались – отнюдь не в самом лучшем расположении духа.
То был мой третий отъезд из Ширландии, и к тому времени сей процесс уже казался делом привычным. Я привела в порядок дела, упаковала все, в чем могла возникнуть нужда, – то есть то, без чего я никак не могла обойтись, поскольку собирать вещи для жизни на корабле надлежит с великой бережливостью во всем, что касается объема. Я распрощалась с теми из родных, с кем до сих пор сохраняла добрые отношения – то есть с отцом, братом Эндрю и (куда менее сердечно) с деверем, Мэтью Кэмхерстом. Оставив Натали в Фальчестере, мы с Томом, Эбби и Джейком отправились в Сенсмут, где в ожидании начала великих приключений стоял на рейде наш корабль.
Ради энтузиастов мореплавания, которые, несомненно, найдутся среди читательской аудитории, а также с тем, чтобы придать сему повествованию большую наглядность, позволю себе уделить пару минут для того, чтобы познакомить вас с Флота Его Величества Исследовательским Судном «Василиск» – ведь ему предстояло служить мне домом на протяжении большей части (хоть и не всего) путешествия.
То был так называемый «бриг-шлюп» – то есть корабль с двумя мачтами, оснащенными прямыми парусами, построенный во время Девятилетней войны. По завершении войны некий предприимчивый кораблестроитель превратил его в барк, установив позади двух первых мачт третью, бизань-мачту, вооруженную косыми парусами, – зачем, не будучи в достаточной мере мореходом, сказать не могу. Причину капитан пытался объяснить не раз и не два, но голова моя была так забита драконами и прочими подобными мыслями, что места для нюансов кораблестроения в ней не оставалось. (А в наши дни память, боюсь, уже не та. Все, что удалось понять, давно забыто, так как писать об этом в путевых дневниках я не сочла уместным.)
«Василиск» был красив, хотя, возможно, мнение мое и расцвечено воспоминаниями о пережитом на борту – не лишенными темных пятен, однако ж в целом, радостными. В боях во время войны он почти не бывал, повреждений почти не получил и браво сиял белизной фальшбортов и зеленью обшивки. Что до размеров – в ширину он насчитывал метров семь-восемь, а в длину, от носа до кормы, почти тридцать.
Звучит весьма впечатляюще, не так ли? Впервые приблизившись к этому судну, я в самом деле сочла его огромным. Однако то, что кажется огромным и вместительным с пристани или при первом визите на борт, стремительно уменьшается в размерах, как только становится всем вашим миром. Еще до окончания первого месяца плавания мне начало казаться, что я изучила все судно до последнего дюйма – по крайней мере от палубы книзу (снасти я оставляла другим, кроме тех случаев, когда без обзора с высоты в наблюдениях было не обойтись).
Командовал «Василиском» капитан Дион Экинитос, и мне до сих пор стоит определенных усилий не упоминать о нем как о «безумном Дионе Экинитосе» всякий раз, когда я пишу его имя. Сию репутацию он снискал задолго до нашего появления на борту и за все время плавания ничем не убедил меня в ее незаслуженности.
На первый взгляд он казался человеком вполне обычным. Начать хоть с того, что у него не было ни деревянной ноги, ни попугая – непременных, согласно кое-каким прочитанным в детстве книгам, атрибутов отважного капитана. Курчавые темные волосы он собирал (или пытался собирать) в хвост на затылке, но непослушные пряди то и дело рвались на волю и развевались по ветру. Не знаю, как это не выводило его из себя – сама я не раз помышляла состричь волосы начисто и избавиться от этакой докуки (однако в конце концов право выбора осталось не за мной). Ростом он был так высок, что мог стоять, не нагибаясь, только под открытым небом – внутренние помещения судна простором не баловали, – а голосом обладал столь громким, что его хохот и рев могли разноситься (и разносились) от кормы до самого кончика носа носовой фигуры.