Путешествие на запад

- Нет, ты, пожалуйста, не путай, - покачал головой Джел. - Ты сел в тюрьму из собственных своих интересов, имевших ко мне лишь косвенное отношение. Из политических, семейных и традиционных необходимостей Островного Дома. И то, что хорошо для тебя и хорошо для меня - по сей день все еще не одно и то же. Об этом ты так же постоянно забываешь. Зачем ты позвал меня на Совет? Думаешь, мне приятно было выслушивать ваши комментарии?

Хапа щелкнул замком на футляре от Жезла.

- Агиллер был тебе другом? - спросил он.

- Допустим.

- Тогда подумай о нем.

- А если он мой враг?

- Тогда подумай о нем дважды. Спокойной ночи, сын.

- Спокойной ночи, отец.

* * *

Дом был просто набит посторонними людьми, о большей части которых Джел даже не знал, кто это. Он привык быть здесь хозяином, гулять по пустым комнатам, сидеть вечерами в большом зале перед камином, подводя итоги дня минувшего и обдумывая планы на день следующий, и не испытывать недостатка ни в тишине, ни в покое, ни в одиночестве.

Hа кухне пришлые повара гремели пустыми котлами так, что слышно было в дальнем флигеле на втором этаже. Под лестницей командир охраны отчитывал подчиненного. В одной из комнат для гостей скулила и скребла дверь изнутри собака. Джел чертыхнулся, споткнувшись о ноги чьего-то слуги, уснувшего прямо на полу перед дверью его спальни. Он был зол на всех, кто явился сегодня в его дом. Он был зол на тех, кто за всю его жизнь хоть раз пытался ему солгать. Он был зол на Хапу, который, хотя и говорил обычно правду, но никогда - всю. От собственного раздражения против всех ему самому было тошно.

Он на ходу раздевался, бросая одежду, где придется, пнул завернувшийся от небрежно открытой дверцы шкафа ковер, стащил с вешалки халат и в сердцах швырнул его обратно в шкаф. Вода, приготовленная ему для умывания, почти остыла. И Джел представил, что хорошо было бы сделать с ним, чтобы он успокоился и начал мыслить разумно: взять за шиворот и обмакнуть головой в остывшую воду. Обмакнуть и подержать.

Он медленно вдохнул и выдохнул воздух. Меня никто ни к чему не принуждает, сказал он себе, стащил с лица ленточку, закрывавшую слепой глаз, перевернул кувшин с водой в таз и окунул туда голову.

Потом поставил зеркало и посмотрел на свое лицо. Правое веко было на три четверти опущено и так вросло. Под ним чуть-чуть видна была часть сохранившегося белка, но зрелище в целом казалось не из приятных. Плакать этот глаз еще мог, видеть - уже никогда.

Джел приложил к лицу полотенце.

Что мог любить в нем Агиллер? То, на что смотрел. Теперь этого нет. На картинку его не купишь, наивным не прикинешься, непонимающими глазами не похлопаешь. Он испугается. Он не станет слушать. Что Джел может сделать? Ничего. На большее, чем показаться и переговорить, он и раньше не был готов, и сейчас готов еще меньше, чем раньше. Как объяснить Хапе, что за "друг" ему Агиллер? Тоже никак. Джел и себе-то объяснить этого не мог. Просто понимал, что тот и правда хороший человек, который очень бережется, чтобы не делать другим зла, даже тем, кто ниже его, кто зависим от него. Необычно в этом мире, редкостно, поэтому ценно. И даже Джелы это понимают, иначе никто не защищал бы его на совете. Промахнись он хоть в мелочи, эти острые на язык люди не сказали бы о нем доброго слова, но плохих слов даже у них не нашлось.

Впрочем, зло и добро разные аристократические кланы и политические партии понимают различно. Ни на каких весах не взвесишь, мерной лентой с узелками не измеришь, другим свою мерку не навяжешь. А, значит, всё плохо. Решить вопрос иначе, дешевле, быстрее - значит убить Агиллера из Агиллеи, несмотря на то, что он порядочный человек. На Совете ему вынесли приговор. И какого же черта Джела поставили об этом в известность?..

Распуская заплетенные в короткую косичку волосы и шаркая ночными туфлями, Джел добрел до кровати и повалился на одеяло. В комнате было слишком жарко натоплено, чтобы укрываться, а к утру станет холодно. За окном с неба, как с прорванной дамбы, рушились потоки ледяной воды. Было слышно, как она, словно большое животное, бормочет в водосточных трубах и плещется в переполненных каменных бочках внизу. В проливе, должно быть, разыгрался нешуточный шторм, до островов сейчас не доберешься. Джелы застрянут в Столице надолго. Хорошо бы только из собственного дома их как-то выжить...

Так уж получалось, что, как бы Джел ни старался для блага Дома, он все равно оставался от настоящих Джелов на расстоянии. Не потому, что они не принимали его за своего, совсем нет. Как раз для них он давно стал одним из многих, и не самым последним в семье. Но он не был Островным Джелом для себя. Он оставался вне их жизни, и в душе его поселилось одиночество.