Путешествие на Запад. Том 3

С этими словами он поднатужился, совершил прыжок в воздух и, очутившись на облаке, стал всматриваться, но заросли терновника, казалось, не имели границ.

Необозримые, бескрайние просторыОделись легкой дымкою тумана,Набросили покров зеленый горы,Переплелись упругие лианы.На тонких ветках распустились почки.И тысячи проснувшихся растений,Их первые, блестящие листочкиОтбрасывают трепетные тени.Конца не видно дали изумрудной,Пространства эти не окинешь взором:Раскинулись зеленою запрудой

И радуют сияющим уборомДеревьев кущи, свежие дубравы,Ковры лугов в узорах пестротканных,Кустарники, лекарственные травыВ наряде из цветов благоуханных.Лучей своих живую позолотуДеревьям солнце расточает щедро,Баюкают их легкую дремотуПорывы освежающего ветра.Причудливые сосны, кипарисы,Едва лишь холода зимы изведав,Украсили немеркнущие ризы

Узором ослепительных побегов;Стеной сплошною высятся бамбуки,О чем-то шепчутся с ручьями ивы,И ветви поднимают, словно руки,Седые вязы, молодые сливы.Ползут лианы по стволам дуплистым,Их переплеты с плотной тканью схожи:То виснут над землей шатром тенистым,То стелются гостеприимным ложем.Но где б то ни было, найдешь едва лиТакие заросли кустов колючих,Чтобы все пути дороги закрывали

Изгибами ветвей своих и сучьев.Куда ни глянь, везде являет взглядуТерновник небывалую преграду.

Долго вглядывался Сунь У-кун в бесконечные заросли терновника и, наконец, прижав ниже к земле край облака, на котором он находился, крикнул:

– Наставник! По этой дороге нужно идти еще очень долго.

– Как долго? – спросил Танский монах.

– Конца пока не видно. Видимо, заросли тянутся на расстоянии тысячи ли!

– Что же нам делать? – испугался Сюань-цзан.

– Не печальтесь, учитель, – принялся утешать его Ша-сэн. – Когда-то я выучился пускать палы и сжигать сорняки. Сейчас я подпалю кустарник: он выгорит, и мы сможем пройти.

– Не мели чепуху, – остановил его Чжу Ба-цзе. – Палы пускают обычно осенью, в десятом месяце года, когда травы засыхают и кусты оголяются. Вот тогда огонь их быстро охватывает. А сейчас наступила пора, когда растения начинают пышно распускаться. Как же тебе удастся спалить кустарник?

– Да если и удастся, – вмешался Сунь У-кун, – боюсь, нам за это крепко достанется.

– Как же нам пробраться? – спросил Танский монах.

– На сей раз без меня вам никак не обойтись, – рассмеялся Чжу Ба-цзе.

И вот наш герой, прищелкнув пальцами, прочел какое-то заклинание, сделал несколько телодвижений, а затем крикнул: «Расти!» Неожиданно на глазах у всех Чжу Ба-цзе стал увеличиваться и превратился в великана ростом в двадцать чжан. Помахав граблями, он скомандовал: «Изменитесь!» И грабли сразу же удлинились на тридцать чжан. И вот наш новоявленный великан зашагал по кустарнику, словно по траве, разбрасывая граблями поломанные сучья.

– Наставник! – крикнул он на ходу. – Можешь спокойно следовать за мной!

Танский монах очень обрадовался и стал подстегивать коня, неотступно следуя за Чжу Ба-цзе. Ша-сэн шел за ним и нес поклажу на коромысле, а Сунь У-кун помогал Чжу Ба-цзе, сбивая железным посохом колючие ветви кустарника. В этот день оба они работали, как говорится, не покладая рук, и путникам удалось пройти более ста ли. К вечеру они подошли к довольно большой прогалине, а у самой дороги заметили каменный столб, на котором было высечено три больших иероглифа: «Тернистая гора».

Когда они подошли ближе, то разглядели под этими знаками еще четырнадцать маленьких иероглифов, расположенной двумя вертикальными строчками. Вот, что они обозначали:

Заросли протянулись на восемьсот ли;

Проложена здесь дорога – немногие ею шли.

Прочтя эту надпись, Чжу Ба-цзе громко рассмеялся:

– Я бы прибавил еще две строки, – сказал он, и с нарочитой важностью произнес:

Однако сумел расчистить лучшую из дорог

Лишь Чжу Ба-цзе почтенный – больше никто не смог.

Танский монах, очень довольный, слез с коня и обратился к своим ученикам.