Таким образом, каждый разоблаченный человек, занесенный в списки, приведенный к присяге, чувствовал себя одиноким и, может быть, даже боялся себе подобных больше, чем роботов, так как роботам не приходилось быть агентами тайной полиции, люди же, наоборот, были ими все до единого. Таким способом электрическое чудовище держало нас в неволе, пугая каждого — каждым, ведь это именно мои товарищи по несчастью разбили мою ракету и точно так же — я услышал это из уст одного алебардита — поступили с сотнями других ракет.
«Дьявол, исчадие ада!» — думал я, дрожа от ярости. И мало того, что он принуждал к измене, мало того, что второй отдел сам присылал все больше столь необходимых ему людей, их еще и одевали на Земле в лучшее нержавеющее снаряжение высшего качества! Оставались ли в этих закованных в сталь толпах хоть какие-нибудь роботы? Я сильно в этом сомневался. Понятно для меня стало и рвение, с каким шпики преследовали меня. Как неофитам пышнячества, им приходилось быть больше роботами, чем настоящие роботы. Отсюда яростная ненависть, с которой относился ко мне адвокат. Отсюда же и подлая попытка выдать меня, предпринятая человеком, разоблаченным мною первым. Какой демонизм катушек и конденсаторов, что за электрическая стратегия!
Обнародование тайны ничем бы мне не помогло. По приказу Калькулятора меня, без сомнения, бросили бы в застенок — слишком давно покорность овладела людьми, слишком долго они играли ее, изображая преданность этому электрическому Вельзевулу, ведь они даже разучились нормально говорить.
Что делать? Прокрасться во дворец? Сумасшедшая мысль… А что мне еще оставалось? Жуткое положение: город окружен кладбищами, на которых обращенное в ржавчину покоилось воинство Калькулятора, а он продолжал владычествовать, более сильный, чем когда-либо, уверенный в себе, ибо Земля присылала ему все новые и новые подкрепления — какая-то чертовщина!
Чем больше я думал, тем лучше понимал, что даже это открытие, которое до меня, несомненно, сделали многие, ни в коей мере не изменяло положения. В одиночку ничего нельзя было предпринять, приходилось кому-то довериться, а это влекло за собой немедленное предательство; предатель, естественно, рассчитывал на повышение, на особую милость машины. «Ради святого Электриция! — бормотал я. — Гением он есть…» И вдруг заметил, что и сам уже слегка архаизую синтаксис и грамматику, что и ко мне пристала эта зараза, что мне начинает казаться естественным вид железных истуканов, а человеческое лицо выглядит каким-то нагим, безобразным, неприличным… липнячьим. «Великий боже, я схожу с ума, — мелькнула у меня мысль, — а другие наверняка уже давно свихнулись — на помощь!»
После ночи, проведенной в невеселых размышлениях, я пошел в центр, в магазине купил за тридцать ферлоксов самый острый тесак, какой там нашелся, и, дождавшись темноты, прокрался в большой сад, окружающий дворец Калькулятора. Спрятавшись в кустах, с помощью плоскогубцев и отвертки содрал с себя железный панцирь и босиком беззвучно вскарабкался наверх по водосточной трубе. Окно было открыто. По коридору, глухо позванивая, вышагивал стражник. Когда он оказался в дальнем конце коридора и повернулся ко мне спиной, я спрыгнул внутрь, быстро подбежал к ближайшей двери и тихо скользнул в нее. Стражник меня не заметил.
Я очутился в той самой большой комнате, где слышал голос Калькулятора. В ней было темно. Я раздвинул черную занавеску и увидел огромную, достигающую потолка панель Калькулятора с горящими как глаза шкалами приборов. Сбоку светилась белая щелка. Там была какая-то чуть приоткрытая дверь. Я подошел к ней на цыпочках и затаил дыхание.
Нутро Калькулятора выглядело как небольшая комната второразрядной гостиницы. У задней стены стоял маленький полуоткрытый сейф с торчащей в замке связкой ключей. За письменным столом, заваленным бумагами, сидел пожилой, сухой мужчина в сером костюме и нарукавниках, точно таких, какие носят служащие, и писал, заполняя страницу за страницей печатные формуляры. У его локтя стоял стакан чая. На блюдечке лежало несколько кексов. Я тихонько вошел и закрыл за собой дверь.
— Тсс, — сказал я, поднимая тесак обеими руками.
Мужчина вздрогнул и посмотрел на меня; блеск тесака в моих руках здорово его напугал. У него исказилось лицо, и он упал на колени.
— Нет! — простонал он. — Нет!!!
— Если пикнешь, пропадешь ни за грош, — сказал я. — Ты кто?!
— Ге… Гептагоний Аргюссон, ваша милость.
— Я тебе никакая не милость. Я Ийон Тихий, понятно.
— Так точно! Та… так…
— Где Калькулятор?
— Ва… ва…
— Никакого Калькулятора нет, так?!
— Так точно! Мне был отдан такой приказ!
— Ага. А можно узнать, кем?
Аргюссон дрожал всем телом. Потом умоляюще поднял руки.
— Это может плохо кончиться… — заныл он. — Сжальтесь! He вынуждайте меня, ваша ми… прошу прощения… Я, я всего лишь сотрудник шестой группы обеспечения…
— Ну, что я слышу? А Калькулятор? А роботы?