Путешествие по русским литературным усадьбам

В Воронежской губернии фамилия Веневитиновых была широко известна. При царе Федоре Иоанновиче в июле 1585 года на строительство крепости на реке Воронеж пришел из Венёва атаман Терех (Терентий) со своим отрядом; по названию этого города он и получил фамилию. Первый Веневитинов усердно служил царям, не щадя живота отражал набеги крымцев, а в Смутное время — европейских ландскнехтов. За многолетнее доблестное радение он в 1622 году был пожалован землями к северу от Воронежа: селом Животинным.

Ближайшие потомки значительно увеличили семейные владения. В 1670-е годы несколько крестьянских семей были переселены из Животинного на другое место; оно с этого времени стало называться Новоживотинным, а прежняя вотчина — Староживотинным. Правнук Терентия Веневитинова Антон Лаврентьевич усердно служил Петру I, когда молодой царь занялся строительством кораблей в Воронеже.

По указу Петра I воронежцу Антону Веневитинову «велено… быть в Воронежском да в Усманском уездах для надсматриванья и сбережения тех угожих лесов, которые годятся на струговое и лодочное дело и к иным судам на строение». В Староживотинном находилась верфь, куда Петр I однажды приезжал для ревизии, остался чрезвычайно доволен и даже отстоял службу в усадебной деревянной Архангельской церкви. Впоследствии в память этого события церковь перевезли в Новоживотинное; в 1780 году она была заменена каменной.

После указа «о вольности дворянской» дед поэта покинул «государеву службу» и поселился «в деревне». Но богатые воронежские землевладельцы уже могли позволить себе жить в столицах. Вскоре это и произошло. Новоживотинное стало загородной резиденцией, куда барин с семейством приезжали на лето. К зиме они возвращались в Москву. Именно в Первопрестольной 14 (26) сентября 1805 года родился будущий поэт.

В русской поэзии Веневитинов — предшественник Тютчева. Поэт-философ, он не только пытается проникнуть в тайны природы, но творчески одушевить ее. В каждом жизненном проявлении он стремится найти созидательное начало, своего рода «божественную искру»:

Открой глаза на всю природу, —Мне тайный голос отвечал, —Но дай им выбор и свободу,Твой час еще не наступал:

Теперь гонись за жизнью дивнойИ каждый миг в ней воскрешай,На каждый звук ее призывной —Отзывной песнью отвечай!

Когда ж минуты удивленья,Как сон туманный, пролетятИ тайны вечного твореньяЯсней прочтет спокойный взгляд;Смирится гордое желанье

Весь мир обнять в единый миг,И звуки тихих струн твоихСольются в стройные созданья.

Веневитинов, наряду с В. Ф. Одоевским и И. В. Киреевским, был душой общества любомудров — юных жаждущих просвещения питомцев Московского университета. Молодые люди собирались тайно, поскольку после закрытия масонских лож любые кружки и объединения были в глазах правительства подозрительными. На собраниях председательствовал В. Ф. Одоевский, а Веневитинов был главным оратором, чьи одушевленные и горячие речи открывали дискуссии. О характере общества любомудров ярко пишет известный мемуарист А. И. Кошелев: «Тут господствовала немецкая философия, то есть Кант, Фихте, Шеллинг, Окен, Геррес и др. Тут мы иногда читали наши философские сочинения; но всего чаще и по большей части беседовали о прочтенных нами творениях немецких любомудров. Начала, на которых должны быть основаны всякие человеческие знания, составляли преимущественный предмет наших бесед; христианское учение казалось нам пригодным только для народных масс, а не для любомудров. Мы особенно высоко ценили Спинозу, и его творения мы считали много выше Евангелия и других священных писаний»^[57]. Очевидно, что религиозное вольнодумство легко могло перерасти в вольнодумство политическое; да и сами любомудры это прекрасно понимали. Неудивительно, что, когда после 14 декабря в Москве начались аресты, им было чего опасаться. На последнем собрании В. Ф. Одоевский торжественно бросил в камин устав общества и протоколы заседаний.

В Новоживотинном Веневитинов ребенком жил каждое лето. С годами приезды становились всё реже. Последний раз он с братом Алексеем были в родительском гнезде в конце августа — начале сентября 1824 года с целью пресечь злоупотребления приказчика. Каково было управление последнего, следует хотя бы из того, что его жена — фактически неограниченная властелинша имения — была вменяема только в первую половину дня; в остальное время она была всецело «в плену Бахуса». Неудивительно, что Веневитинов писал сестре Софи о встрече с крестьянами: «Если радость написана на их лицах, то не думаю, чтоб она жила в их сердцах»^[58].