Путешествие по Советской Армении

— «Слава вечная павшим в войне!» — это не вообще сказано. В нашем районе есть такие герои-фронтовики, которыми мы, аштаракцы, крепко гордимся, Вот, например, Андраник Ованнесян, сасунец, из села Магда. Он закрыл вражеский пулемет своей грудью. Или из того же села Магда Тигран Карапетян, рождения 1922 года, один сын у матери, очень красивый парень. О нем была заметка в газете Черноморского флота, а мы перевели ее на армянский язык и поместили у себя в районной газете 1 мая 1944 года. Или вот Хачик Багдасарян, о нем написано в семнадцати номерах боевых газет. О нем даже песню на фронте сочинили и прислали в район. Коренной аштаракец, 1908 года рождения. Защитник Сталинграда, в бою истребил двести сорок восемь фашистов. Ушел от нас председателем колхоза в Ошакане, вернулся — стал председателем колхоза в Парби. Еще назову замечательного аштаракца: Георгий Борисян, из Егварда. Был рядовым учителем, в Советскую Армию вступил рядовым, потом попал в партизанский отряд. Партизанил два с половиной года, стал начальником партизанского отряда, вступил там в партию, уничтожил со своим отрядом триста шестьдесят девять фашистов. Семья о нем не знала, жив ли он, нет ли; возвращается на побывку — два ордена Красного Знамени на груди.

Он бы еще долго рассказывал, поощряемый слушателями, подходившими сюда с кувшинами. Тонкая струя родника прядала, сопровождая рассказ. Но времени у нас было в обрез, нам не терпелось повидать замечательных аштаракских колхозниц. Покуда мужья сражались, аштаракские женщины работали, — и тут опять приходится вспомнить поэта и его песню, — так она тесно слилась с Аштараком.

Старый, мудрый Аветик Исаакян написал эту песню в дни войны. Армянская крестьянка равномерно качает деревенскую «люльку», но не с ребенком, а ту, где женщины горных районов Армении сбивают молоко на масло, и обращается к мужу-фронтовику со словами: вернешься жив-здоров, без стыда и со славой — накормлю тебя самым лучшим, самым отборным маслом весеннего, майского удоя.

Армянка всегда работала много, работала не покладая рук, но то была преимущественно работа для дома, для семьи; даже в колхозах еще оставалось до войны разделение обязанностей на «мужские» и «женские», и, например, полевые работы считались мужским делом, а те, что ближе к домашним, — на молочной, на птичьей ферме — женским. И что-то древнее, горькое, тысячелетие одной и той же судьбы дышало на вас из складок ее одежды. Тут был неизменный горький запах дыма из земляного очага — тонира, пропитавший каждую ее складку; и тяжелый запах земли от натруженных коричневых рук, которыми она месила кизяк, лепила нехитрое крестьянское топливо для зимы; и обязательно пронзительный овечий или коровий запах кислого молока, никогда, кажется, не исчезавший, никогда не выветривавшийся. Весь круг забот, весь тяжкий быт крестьянской семьи несла она в складках одежды; и эта одежда у бедняков не снималась по нескольку лет, высушиваясь, выгорая, испепеляясь на солнце, покуда не надевалась поверх нее новая. В Апаране до революции еще были старухи, умиравшие со следами той самой, истлевшей на теле рубахи, которую они надели на себя молодыми женщинами.

С той горькой поры утекло много воды, и как выросла и неузнаваемо изменилась деревня, так неузнаваемо изменилась, выросла, обучилась, вышла на широкую дорогу и женщина.

Читатель видел, что армянское сельское хозяйство не переставало развиваться даже во время Отечественной войны: расширилась площадь под озимым клином, увеличилась посевная площадь вообще, введен правильный травопольный севооборот, возникло свое семенное хозяйство по кормовым травам, проведены новые оросительные каналы, выросло огородничество, — за счет чьего труда и стараний произошло это в тяжелые военные годы?

Ясно, что это огромное вложение труда в землю произведено женщиной, армянской крестьянкой. Не только пришлось ей принять на себя и нести непривычные физические полевые работы, которых она не знала до войны, но и сделаться участницей острейшей борьбы сельского хозяйства за передовые формы.