Подойдя к насосам, видишь, как уходят эти насосы прямо в зеленоватую прозрачную воду и сосут ее; в зеленом фосфорическом сиянии воды пляшут десятка два мелких рыбешек, и забавно видеть их рядом с великолепной техникой в машинном зале. Поднявшись на третий ярус, видишь этих рыб-путешественниц, втянутых насосом; они весело плавают взад и вперед в каменном коридоре канала, где ждет их неминуемая гибель, — ведь стены и дно здесь лишены всякой питательной растительности. Станция содержится в чистоте и холе, как часть пейзажа. Садовник поливает цветочные гряды, убирает осенью цветы в оранжерею, стрижет деревья, метет дорожки.
Дальше мчится машина, к Октемберяну, и тут в древний холмистый пейзаж врывается новое видение: несколько зданий, разбросанных на горе. Длинный открытый корпус, похожий на внутренность большой машины, с которой сняли покрышку. Все его части обнажены, стоят прозрачным силуэтом без стен, есть только крыша над ними. Это гераниевый завод, построенный в 1937 году. Производство его опасно, — опасно от сильного аромата герани, который в своем сконцентрированном виде может отравить, одурманить рабочего. Вот почему весь завод — на открытом воздухе. Гераниевое масло — одна из необходимых эссенций при выработке парфюмерии, духов. Ряды змеевиков с холодильниками, перегонная труба, — ее загружают 350 килограммами зелени герани, закрывают, пускают в нее 75 литров пара в минуту, выпаривают эфиры и масло, которые идут наверх и охлаждаются при помощи холодильников. Особый аппарат, носящий поэтическое название «флорентийского сосуда», отделяет масло от воды. Из «флорентийского сосуда» оно идет в лабораторию на обработку. На гераниевых плантациях режут сырье: самая «жирная» резка в сентябре, потом вторая, через две недели. Гераниевое масло — дорогой продукт. В лаборатории, если хотите, дадут вам понюхать эту драгоценность, — и вы отшатнетесь, заткнув нос: фу, какая гадость! Но мастер, улыбаясь, подведет вас к молчаливым, не работающим в этот поздний месяц осени, машинам. Он отвернет какую-то трубку, через которую выливалась два месяца назад вода, простая вода, не масло, и даст вам понюхать эту трубку. Нежный, сладкий, томный аромат душистого цветка приятно охватит вас, и вам захочется дышать и дышать им. «Во всем мера нужна, и для нашего ограниченного обоняния тоже есть своя мера вещей», — философски скажет молоденькая армянка-лаборантка.
Возвращаясь в Эчмиадзин, вспомним людей, родившихся и выросших тут или связавших с этими местами важный период своей жизни.
В 1864 году здесь, в семье пекаря, родился Ованнес Иоаннисян[146]
— старый армянский поэт и переводчик, культурный деятель, проложивший путь классическому поэту Армении Ованнесу Туманяну. Здесь всего несколько лет назад умер старый ашуг Ширин, доживший до девяноста лет. Отсюда родом замечательный большевик Г. А. Атарбеков [147], погибший при аварии самолета вместе с А. Ф. Мясниковым[148]. Это о нем чудесно сказал старый Акоп Акопян в 1925 году:Жители Эчмиадзина обязательно упомянут и профессора Вагана Рштуни, доктора исторических наук, работающего в Ереване, потому что в районах особенно гордятся своими земляками-учеными. Но о чем вам непременно с большой гордостью расскажут, так это о пребывании в Эчмиадзине в течение нескольких лет подряд замечательного советского полководца, героя Великой Отечественной войны и блестяще образованного человека — Ивана Христофоровича Баграмяна, тогда еще скромного командира полка.