Когда возвысился армянский княжеский род Багратидов и армяне получили свое национальное правительство, из крестьян стали выколачивать дань не меньше, а гораздо больше. Если при Омайядах, в VII–VIII веках, Армения платила 500 динаров дани, то при Багратидах, в X веке, она должна была платить уже 120 тысяч динаров. А к дани прибавились местные налоги — подушный, поземельный, за имущество, за ловлю рыбы, за соль, за орошение, отработки всякого рода, обильно взимавшиеся собственными князьями, духовными и светскими[96]
. А тут еще войны и междоусобицы, ложившиеся всей тяжестью на плечи крестьян. В X веке был страшный неурожай, голод и мор. Крестьяне, закрепощенные Татевским монастырем, не вынесли, — они восстали. Первой восстала деревня Цура-берд, за нею другие. Шесть лет, с 909 по 915 год, боролись мужественные жители горных сел. Цурабердцы отказались платить налоги, осадили и разгромили ненавистный им монастырь, с великою ненавистью против церковного ига вылили на землю драгоценное мирро, считавшееся святыней, убили помещика-епископа Тер-Акопа. Монастырь запросил помощи у царя Васака, и деревня Цура-берд была разрушена до основания.Когда смотришь отсюда по прямой линии на горные гнезда деревень вокруг этого головоломного ущелья, представляешь себе армянина-крестьянина, кропотливо трудящегося над клочками пахотной земли, разбросанной между скал, и видишь, как грозы и ливни смывают эту скудную землю, как солнце и засуха палят, и сжигают ее, как льется десятками лет крестьянский пот, увлажняя эти клочки, — а хищная длань монаха вместе с десятками рук царских и чужеземных сборщиков, чиновников, богачей, кулаков протягивается к собранному с таким трудом урожаю, — когда представишь себе все это на короткий миг, уже по-другому, не с чувством любования его архитектурой, взглянешь на неподвижную сень монастыря.
В эпоху гражданской войны палачи-дашнаки сделали Татев своею штаб-квартирой и сбрасывали отсюда в пропасть захваченных ими в плен большевиков. Внизу, у места гибели коммунистов, воздвигнут памятник и сюда собираются сейчас колхозники, чтоб послушать районного агитатора…
После ночевки у разведенного костра спускаемся опять вниз по невероятной крутизне, уже переставшей пугать. На самом дне ущелья — минеральный источник, скапливающий свою теплую, пузырьками восходящую кверху воду в двух древних каменных ямах-цистернах, к которым вместо ступеней ведут простые камни. В 20-х годах крестьяне Татева ежедневно сбегали к нему со своей кручи, чтобы принять целебную ванну. Если б приложить сюда человеческий труд, провести фуникулер, взяв у самой речки для этого энергию, Татев мог бы стать горно-климатологической и туристско-альпинистской станцией в сочетании с бальнеологическим курортом.
В ущелье над бурным Воротаном — естественный мост, который по общекавказской традиции называется тут «чертовым». Собственно, и не мост это, а гигантский известковый нарост над рекой, под которым она совершенно исчезает, и только слышится ее заглушенное ворчанье в земле. Минеральные источники, всевозможные, так и бьют здесь из-под земли. Ветка, брошенная в них, через сутки становится красивой окаменелостью. Скалы вокруг изъедены и излеплены известью. Невольно твердишь про себя, под ритмический стук копыт, стихи зангезурского поэта Амо Сагияна, воспевшего в годы Великой Отечественной войны свой родной Воротан:
По холодку весело идут кони — и путник опять окунается в хаотический мир камня, раскрывающийся в свете утра с острой отчетливостью: нагромождения скал, оврагов, круч, горных обвалов, естественных акведуков и арок, кремневых, зеленоватых холмов, похожих на брошенный великаном и заплесневелый от времени Щит. Нельзя сразу понять ни плана, ни смысла в этих нагромождениях. Но тайна зангезурского хаоса имеет свою геологическую разгадку. Тектонику этой страны слагали не только внутренние катастрофы, а и внешняя игра стихий, деятельность воды. Вода обсосала и обнажила каменный остов гор, отмыв его от «мяса», вода размыла чудовищные зубья вокруг Гориса, проела и прогрызла дикие пропасти и ущелья Татева, накатала скалы, как шары и валуны, друг на дружку. Вся эта часть Зангезура была когда-то дном огромного морского бассейна. Море затягивало водой то, что не должно быть видимо, как дно чаши. Но море ушло — и беспорядок обнажился.
Нас начинают обгонять колхозники. Зангезурцы — рослый и статный народ, привыкший к стремени. У них репутация отличных вояк, оправданная ими в Великой Отечественной войне.