Путешествие по Советской Армении

Прежде чем пойти в гости к Анаит, разговоритесь о ней с колхозниками, — и, подумавши, каждый по-своему скажет, чем она заслужила свою славу. «За многое уважают у нас Анаит, — говорит один, самый старый. — Хорошо знает землю, да не всего участка в целом, а каждого угла на своем участке. Нет того, чтоб удобрять всю землю одинаково или сажать рассаду где придется. Она знает, куда какой табак лучше посадить, куда какое удобрение лучше внести. И людей своей бригады тоже насквозь видит, умеет так поставить каждого, чтоб он мог развернуться. Ума от людей не спрячешь. Умного человека в работе все чувствуют, хватаются за него руками». Самый молодой замечает в Анаит другое. Он, густо краснея, вставляет в разговор свое слово: «Она не строгая, никогда не кричит, в движениях — быстрая такая, а сама худенькая, маленькая, со всеми ласковая. В самую страдную пору забывает, что у нее есть очаг, — для нее существует только поле на свете. И сейчас — больная, бронхит у нее, а никак не удержишь в постели, все беспокоится о бригаде». И наконец берет слово средних лет колхозница. Та высказывается за всех женщин: «Много значит в колхозе молва. Про нее дурной молвы не услышите. Овдовела, мужа на войне убили, сердце отдала детям, сама трудится. Жизнь у нее чистая, как стеклышко».

Из всех этих отзывов встает незаурядный облик незаурядного советского организатора, умного, сильного, сердечного. И вот мы входим в открытые выбеленные сени деревенского дома. Куры, шурша, бегают по маленькому двору. Ветер метет и крутит осеннюю, отжившую, рыжую пыль. Не пахнет дымком, не встает над трубой голубая струйка. Анаит лежит в постели, больная, положив поверх одеяла горячую руку. Голова повязана по самые брови. А в чисто убранной и подметенной комнате, где стоит лишь самое необходимое, — видно, хозяйке нет времени заводить в ней уют и красоту, — ходит, хозяйствуя, пожилая соседка, пришедшая помочь Анаит по дому. И когда, широко раскрыв глаза от неожиданности, Анаит приподнимается нам навстречу и знакомый теплый материнский взгляд, только что глядевший на нас с Доски почета, встречается с нашими глазами, мы чувствуем, как тяжело ей, страстной труженице, лежать в бездействии, как тянет ее, словно птицу, вон из комнаты-клетки, в осеннюю свежесть улицы, в большой кабинет правления, в клуб, на собрание, к своей бригаде, своему коллективу, неразрывной частицей которого она себя так кровно, так жизненно сознает…

Долго, уже отъехав от Арени, вспоминаем в машине тихую беседу с этой новой армянской женщиной, так любимой в своем колхозе. Как будто ни о чем особенном не говорилось, но впечатление от большого и настоящего человека, живущего на земле правильной жизнью, — как впечатление от высокого, настоящего искусства: вы ощущаете всем, что есть глубокого и человечного в вашем собственном сердце, что перед вами — норма, настоящая норма поведения и бытия, — норма, а вовсе не исключение и не частный случай. Таким должно быть все на нашей земле. И с особой, острою силой ощущаешь красоту мира вокруг, красоту природы.

Дорога, дорога, — красные скалы справа, черный Арпа, как гигантский добрый змей из египетского папируса[104], — слева. И всю дорогу — часами — музыка его быстрого бега, ласковое, непрерывное, негромкое урчанье воды, клекот водяного голоса, перекликающийся с клекотом мотора.

Вот сбоку мелькнул интересный полосатый камень, похожий на сидячий античный торс без рук и ног. Мы все ниже, ниже; мы как-то поворачиваемся от солнца, оказываемся в невыгодном неласковом положении от него, — и только сейчас остро чувствуешь особенность покинутого Айоц-дзора: он удобно лежит под солнцем, он как-то по-особому хорошо расположен, математически хорошо, под углом падения солнечных лучей.

Царственно всплывают на горизонте две сахарные головы Арарата. И вместе с мошкарой охватывает вас знойная духота долины. Машина спускается к станции Норашен в Нахичеванской АССР, на той самой железной дороге, которую мы покинули несколькими станциями раньше, в Минджевани.

Возвращение на железную дорогу Мегри

Прежде чем продолжать путь машиной из Норашена в Ереван, неплохо опять вернуться в покинутый нами вагон и с хорошим соседом, человеком бывалым и рассказчиком, поездом проехать по земле Азербайджана — Нахичеванской АССР — до станции Мегри.