От избытка чувств меня затрясло. Дрожащими руками я полез в ловушку, пытаясь схватить кролика за уши. Он быстро увернулся, и я промазал. Я попытался еще раз и снова неудачно. Я пришел в отчаяние. Меня стало тошнить, и я быстро ударил по ловушке ногой, чтобы разбить ее и таким образом освободить кролика. Но клетка оказалась неожиданно прочной и не разваливалась. Мое отчаяние переросло в невыносимую муку. Изо всех сил я правой ногой топнул по клетке. Прутья с треском сломались. Я вытащил кролика, на мгновение испытав облегчение, от которого в следующий момент не осталось и следа. Кролик без движения висел у меня в руке. Он был мертв.
Я не знал, что делать. В голове начали роиться мысли о том, отчего мог умереть кролик. Я оглянулся на дона Хуана. Он смотрел на меня. Я ощутил ужас, от которого по всему телу прошла холодная волна.
Я сел на землю возле каких-то камней. Ужасно болела голова. Дон Хуан положил на нее ладонь и прошептал мне в самое ухо, что я должен освежевать кролика и зажарить мясо до того, как закончатся сумерки.
Меня тошнило. Дон Хуан разговаривал со мной очень терпеливо, как с ребенком. Он сказал, что силы, руководящие людьми и животными, привели именно этого кролика ко мне. Точно так же когда-нибудь они приведут меня к моей собственной смерти. Он сказал, что смерть кролика была даром мне, точно так же, как моя смерть станет даром кому-то другому.
Мне было плохо. Казалось бы, ничего особенного не произошло, но простые события этого дня что-то надломили во мне. Я пытался думать, что это — всего-навсего кролик, но однако не мог отделаться от ощущения какой-то жуткой своей с ним тождественности.
Дон Хуан сказал, что я должен поесть мяса этого кролика. Хоть кусочек. Это закрепит то, что я сделал сегодня.
— Я не могу, — кротко попытался я отказаться.
— В руках этих сил мы — мусор, ничто, — жестко произнес он. — Так что прекрати потакать своему чувству собственной важности и воспользуйся подарком силы как подобает.
Я поднял кролика. Он был еще теплый.
Дон Хуан наклонился ко мне и прошептал:
— Твоя ловушка стала для него последней битвой. Я же тебе говорил: время его скитаний по этой чудесной пустыне закончилось.
Глава 10. Открыться силе
Четверг, 17 августа 1961 года
Едва выйдя из своего автомобиля, я пожаловался дону Хуану на плохое самочувствие.
— Присядь, присядь, — мягко сказал он и чуть ли не под руку проводил меня к своему крыльцу. Улыбнувшись, он похлопал меня по спине.
Двумя неделями раньше, 4 августа, дон Хуан, как он выразился, изменил тактику своего поведения со мной, позволив мне сжевать несколько батончиков пейота. Достигнув высшей точки своих галлюцинаторных ощущений, я играл с собакой в доме, где проходил пейотный ритуал. Мое общение с собакой дон Хуан истолковал как событие весьма неординарное. Он был готов поспорить, что в моменты силы, подобные тому, который я тогда пережил, когда мир обычных отношений не существует и ничто нельзя воспринимать как данность, собака является не просто собакой, но воплощением Мескалито — той удивительно силы, которая заключена в пейоте.
Последствия моего пейотного ритуала проявлялись в ощущении общей усталости и меланхолии. К тому же меня посещали невероятно яркие сны и ночные кошмары.
— Где твои письменные принадлежности? — спросил меня дон Хуан, когда я присел на крыльце веранды.
Я оставил свои тетради в багажнике. Дон Хуан вернулся к машине, аккуратно извлек из нее мой портфель и принес его мне. Он спросил, ношу ли я портфель, когда хожу пешком. Я ответил утвердительно.
— Это просто безумие, — заметил он. — Я же просил тебя ничего не носить в руках, когда ходишь пешком. Взял бы лучше рюкзак.
Я рассмеялся. Настолько курьезной мне показалась его идея носить мои записи в рюкзаке. Я сообщил ему, что обычно ношу костюм и если рискну надеть рюкзак поверх своей строгой тройки, то буду выглядеть весьма нелепо.
— Так надень пиджак поверх рюкзака, — советовал он. — Уж лучше позволить людям считать себя горбуном, чем таскать в руках кипу бумаг.
Он потребовал, чтобы я достал свой блокнот и начал писать. Похоже, он намеренно пытался привести меня в чувство.
Я снова пожаловался на физическое недомогание и странное уныние.
Дон Хуан усмехнулся и сообщил:
— Ты начинаешь учиться.
Потом мы долго беседовали. Дон Хуан сказал, что, позволив мне поиграть с собой, Мескалито указал на меня, как на «избранного» человека. И хотя его озадачило то, что я не был индейцем — он все же решил передать мне кое-что из своих тайных познаний. Дон Хуан также сказал, что и у него был «бенефактор», который учил его тому, как стать «человеком знания».
У меня возникло плохое предчувствие. Его откровение о том, что Мескалито сделал меня своим избранным, а также странность его поведения и разрушительное действие пейота на мой организм вызвали во мне невыносимо мрачные предчувствия и нерешительность. Но дон Хуан остался равнодушен к моим чувствам и посоветовал мне думать лишь о том чудесном факте, что Мескалито решил поиграть со мной.