Путешествие в Индию

— Сказать, сказать, сказать, — злобно процедила сквозь зубы старуха. — Можно подумать, что все можно высказать! Всю мою жизнь я только и делала, что говорила и слушала, что говорят мне. Теперь наконец я хочу, чтобы меня оставили в покое. Нет, не для того, чтобы умереть, — язвительно добавила она. — Вы, конечно, ждете моей смерти, но когда я убедилась, что вы с Ронни поженитесь, когда я увижу, что двое остальных тоже соберутся жениться и замуж, я удалюсь в свою личную пещеру. — Она улыбнулась, но эта реплика, касающаяся обыденных вещей, лишь добавила горечи ее словам. — Я хочу удалиться туда, где молодые люди не будут приставать ко мне со своими вечными вопросами в ожидании ответов. Мне нужна тихая полочка.

— Все так, мама, но, между прочим, приближается суд, — горячо возразил сын, — и большинству из нас кажется, что сейчас мы должны держаться друг за друга, а не ссориться. Ты собираешься так же вести себя и на свидетельской трибуне?

— Почему я должна оказаться на свидетельской трибуне?

— Чтобы подтвердить наши доказательства.

— Я не желаю иметь ничего общего с вашим нелепым судом, — злобно ощетинилась миссис Мур. — Не втягивайте меня в это дело.

— Я тоже не хочу, чтобы она участвовала в суде; я не хочу новых неприятностей для себя, — закричала Адела и снова взяла старуху за руку, которую та снова отдернула. — Ее показания совершенно бесполезны.

— Я думал, что она сама захочет дать показания. Никто тебя ни в чем не обвиняет, мама, но факт остается фактом. Тебе стало плохо в первой пещере, и ты позволила Аделе идти с ним в другие пещеры, но, если бы ты смогла пойти с ними, ничего бы не случилось. Он заранее все продумал, я уверен в этом. Ты попала в ловушку, как до тебя Энтони и Филдинг… Прости, что я так с тобой говорю, но ты не имеешь права так высокомерно и пренебрежительно отзываться о суде. Если бы ты была больна, другое дело, но ты же сама говоришь, что хорошо себя чувствуешь, и в таком случае ты, как мне кажется, должна принять участие в суде.

— Не надо ее беспокоить — не важно, здорова она или больна, — сказала Адела, встав с дивана и взяв Ронни за руку. Потом она со вздохом выпустила ее и снова села. Но он был доволен тем, что она сочла его союзником, и покровительственно посмотрел на мать. Он никогда с ней особенно не ладил и всегда ощущал какое-то беспокойство в ее присутствии. Она отнюдь не была милой пожилой леди, каковой ее считали посторонние люди, и Индия просто раскрыла ее сущность.

— Я буду присутствовать на вашей свадьбе, но в суд я не пойду, — объявила она им, стукнув себя по колену. В последнее время она стала беспокойной и грубой. — Потом я уеду в Англию.

— Ты же сама говорила, что не поедешь в Англию до мая.

— Я передумала.

— Думаю, надо покончить с этими неожиданными препирательствами, — решительно произнес молодой человек. — Ты не желаешь во всем этом участвовать, и этого достаточно.

— Мое тело, мое жалкое тело, — вздохнула миссис Мур. — Почему оно так ослабло? О, почему я не могу просто встать и уйти? Почему я не могу покончить со всеми своими обязанностями и просто уйти? Почему у меня болит и кружится голова всякий раз, когда я встаю? И все время на меня сыплется: надо сделать то, надо сделать это, надо сделать все по-твоему или так, как хочет она, надо все время кому-то сочувствовать и брать на себя тяготы других. Почему нельзя сделать то и это так, как хочу я, — и оставить меня в покое? Я не могу понять, почему надо все сделать, все довести до конца. Зачем эта свадьба? Свадьба, замужество?… Род человеческий давно был бы единым, если бы в этих свадьбах был хоть какой-то толк. Вся эта трескотня о любви, о любви в церкви, о любви в пещерах — как будто существует какая-то разница, — как мне все это надоело, как устала от всего этого вздора!

— Чего ты хочешь? — в отчаянии спросил Ронни. — Ты можешь высказать это понятным языком?

— Я хочу получить свои карты для пасьянса.

— Очень хорошо, ты их получишь.

Бедная девушка, как и следовало ожидать, горько расплакалась. И, как всегда некстати, у окна в этот момент оказался индиец, мали.[27] Расстроенный Ронни на минуту умолк, подумав о матери и ее старческих причудах. Зачем только он позвал ее в Индию? Не стоило просить ее об одолжениях.

— Да, дорогая моя девочка, не очень это похоже на счастливое возвращение домой, — заговорил он наконец. — Не думал я, что она припасла в рукаве такой фокус.

Адела перестала плакать. На ее лице вдруг отразилось смешанное выражение облегчения и ужаса. Она едва слышно повторяла: «Азиз, Азиз».

Они все избегали произносить вслух это имя. Оно стало синонимом Силы Зла. Его называли «арестантом», «обсуждаемой персоной», «подзащитным», теперь же это имя прозвучало как первый аккорд новой симфонии.

— Азиз… я ошиблась?

— Ты переутомилась, — крикнул Ронни, не слишком удивившись ее словам.

— Ронни, он невиновен, я совершила чудовищную ошибку.