Путешествие в страну миражей

«Мать городов хорасанских» пала на 20 лет раньше «матери городов русских». Теперь спустя семь с половиной веков наивно сетовать на несбывшееся, но невольно думалось: если бы ясители Мерва дрались, как киевляне (за каждый дом, за каждую печь), беря на ножи монгольские тумены, может, они спасли бы и себя, и многие другие народы?! Ведь сумела это сделать немногочисленная Киевская Русь, правда, непостижимо дорогой ценой, но все же спасла народы Западной Европы от нашествия. А ведь в Киевской Руси, во всех ее разбросанных по огромной территории городах, городках и селах было всего пять миллионов жителей! К тому же она не имела государственного единства и была невероятно ослаблена княжескими распрями.

И еще думалось о многочисленности народов, населявших в далеком прошлом эти оазисы. Невольно напрашивалось сравнение: ведь даже теперь во всей Марыйской области проживает в два раза меньше людей, чем было в одном только Старом Мерве!

Впоследствии многие владыки пытались восстановить былое благополучие. Но это была агония, длившаяся несколько веков. Великий город умер. В середине прошлого столетия неподалеку появился Мары, но это был уже совсем другой город. А Старый Мерв с 1923 года — грандиозный археологический заповедник, куда приезжают только ученые да изредка группы туристов. И снова пыль гуляет по бывшим базарным площадям, заносит в низинах серую траву солянку. Тишина вечности лежит на оплывших стенах крепостей. Ее не нарушает новая жизнь, возрождающая «жемчужину Востока». Трактора и мелиоративные машины обходят стороной сухие поля и холмы, на которых когда-то бурлила жизнь: память о прошлом следует беречь, она нужна для будущего, может быть, не меньше, чем многие достижения настоящего.

И все же Мары несет на себе печать своего великого предшественника. Не в улицах, не в памятниках старины — их здесь нет, — в памяти людей, кому посчастливилось, как мне, въехать сюда с востока, через руины Старого Мерва. Именно Мары, а не Байрам-Али, расположенный в 28 километрах к востоку, хотя последний прямо-таки примыкает окраинами к древним городищам.

Я ходил по типично провинциальной улице Полторацкого, всматривался в старые приземистые дома, оставшиеся от купеческих времен, и не мог отделаться от мысли, что вот сейчас увижу на одном из них мемориальную доску с грозным предупреждением: «Охраняется государством», хотя хорошо знал: памятников древности здесь никак не могло быть. Эта центральная в городе улица несла на себе контрасты времен. Среди старых лабазов вдруг вырастали современные дома со стеклянными галереями магазинов по всей длине. А здание обкома партии как-то ухитрилось объединить в своем облике и прошлое и настоящее. Построенное явно не в последние пятилетки, тяжелеющее сводами и колоннами, оно выделялось яркой солнечной окраской и прямо-таки «девичьей» чистотой и аккуратностью. Рядом с ним в глубине просторной площади, окруженной бассейнами, высились пять каменных парусов, один другого выше, — памятник марыйцам, погибшим в войну. На другой площади, расположенной напротив, стояли огромные плакаты, словно забором отгораживали какую-то новостройку. Из этих плакатов я получил исчерпывающую информацию о городе и области. В 1975 году по сравнению с 1971-м производство железобетонных изделий увеличится в три с половиной раза, а производство электроэнергии — в сто пятнадцать раз. К имеющимся предприятиям прибавлялись за пятилетку большой кожзавод, авторемзавод, мелькомбинат и, конечно, известная даже москвичам Марыйская ГРЭС.

Я долго бродил по улицам, тенистым, обсаженным высокой восковой туей, делавшей Мары похожим на старые города нашего европейского юга. Спускался к Мургабу, вода в котором напоминала жидкий кофе с молоком. Пылил кедами на ухабистых улицах старой левобережной части, уже сдавленной кольцом новостроек. Любовался памятником первому туркменскому генералу Якубу Кулиеву у входа в глубокие аллеи городского парка. Смотрел гордость гидростроителей — новый Дворец культуры. А потом снова вышел на центральную улицу, увидел ресторан с приветливым названием «Достлук» — «Дружба» и обрадовался возможности отсидеться от уличной жары под струей вентилятора.

Но ресторан оказался «нетипичным»: не успел я вынуть блокнот, чтобы, пользуясь случаем, записать свои впечатления, как мне уже принесли окрошку. Сообразив, что раскрытый блокнот не даст отдохнуть, я поспешно спрятал его, но было уже поздно. Так же быстро официантка принесла и второе, и третье, и не успел я опомниться — снова оказался на солнцепеке.

Как говорится, нет-худа без добра. Если бы просидел под вентиляторами «Дружбы» еще хоть полчаса, наверняка упустил бы возможность познакомиться в обкоме партии с очень интересным человеком — директором совхоза «Теджен» Чары Ханамовым.

Снова распахнул передо мной дверцы вездесущий пустынный газик, и мы, покинув этот самый южный в стране областной город, помчались вдоль Каракумского канала к водохранилищу с претенциозным названием Хауз-Хан — «царь-озеро».