Когда я первый раз услышал о Хауз-Хане, то просто не обратил на него внимания. Что за масштабы — нет и одного кубического километра! Ведь это в десятки, даже в сотни раз меньше, чем объем уже существующих в нашей стране водохранилищ! Но по объему радости, которую приносит вода, это туркменское море будет, пожалуй, на первом месте. Надо пересечь пустыню, истосковаться по воде, чтобы, добравшись до Хауз-Хана, задохнуться от одного вида синего горизонта и понять, какое это чудо — море в пустыне. К тому же вблизи оно вовсе не выглядело маленьким. Стоя на берегу и наблюдая, как тонет в сияющей безбрежности крошечная точка моторной лодки, невозможно было поверить, что почти вся эта масса воды исчезает в поливной сезон, растекается по тысячам арыков. И остается лишь минимум — для рыбы.
Хауз-Хан — пока самый большой искусственный водоем в Туркменистане. Есть и еще одно достоинство, которое делает его самым оригинальным даже среди водоемов-гигантов. На этом месте несколько тысячелетий назад существовало первое на территории СССР водохранилище. Археологи установили, что оно было трех с половиной метров глубины и соединялось арыком с рекой Теджен. Теджен очень своенравен. Он может за несколько дней выплеснуть свою годовую норму, а потом «надолго пересохнуть совсем. Древние гидростроители, когда воды было много, пропускали ее в свое озеро и перекрывали арык. Точно такой же режим и у современного царь-озера, с той лишь разницей, что оно питается из самой устойчивой пустынной реки — Каракумского канала. Благодаря ему поля гарантированы от любых неожиданностей, и в пик полива, когда изнывающие от жары хлопковые поля готовы выпить весь канал, Хауз-Хан настежь растворяет двери своих хранилищ…
И вновь бежали за обочинами поля, где пшеница и ячмень были, как вода в Хауз-Хане, до горизонта, и бескрайние хлопковые плантации, и пестрые бахчи знаменитой дыни карры-кыз — «старой девы», как назвали ее веселые туркмены за то, что долго сохраняется.
— Охотились тут, — сказал Ханамов, оглядывая поля с задумчивой улыбкой. — Зайцев и фазанов было много…
Он первый раз увидел свою елли-ой — «долину ветров» в шестидесятом году, когда канал был еще на подходе и вокруг, сколько видел глаз, лежала мертвая земля, покрытая редкими убогими стеблями растения солянки. С трудом верилось, что здесь когда-нибудь будут поселки и хлопковые поля. В 1963 году новый совхоз «Теджен» сдал государству сто восемьдесят тонн хлопка. На следующий год — в десять раз больше. Сейчас на большой харман каждую осень свозится уже по тринадцать тысяч тонн «белого золота».
Вдоль дороги бежали арыки, бетонированные, врытые в землю и приподнятые на столбиках — лотковые.
— Чьи это?
— Совхоза «Теджен», — не без гордости ответил Ханамов.
Вдали показался поселок за шеренгой пирамидальных тополей, и опять я задал тот же вопрос. И услышал тот же ответ.
— Чей хлопок?
— Совхоза «Теджен».
— Чьи бахчи?
— Тоже наши…
Получалось как в сказке про несметные богатства маркиза Карабаса. А когда я узнал, что Ханамов по совместительству руководит еще и машиноиспытательной станцией, где проходят проверку все новые машины, необходимые орошаемым землям, то окончательно поверил в способности этого человека и в возможности его хозяйства.
А потом вышел небольшой конфуз. За обочиной промелькнул участок белесой засолонившейся почвы, и я по привычке задал свой вопрос.
— Недоглядели, — смутился Ханамов. И добавил многозначительно: — То ли еще бывает…
Я понял, что он имел в виду, несколько позже, когда увидел уже не участочки — огромные поля, убитые поднявшимися к поверхности солеными грунтовыми водами. И тогда мне снова вспомнился оптимистический разговор в Ничке о проблемах, рождаемых новым делом, решить которые будто бы не составляет труда.
Истории мелиоративных работ известны случаи, когда слишком оптимистичные прогнозы приводили к трагедиям. Профессор П. Ритчи Калдер рассказывал в одной из своих статей об «арктическом» ландшафте на огромных пространствах Пакистана, образовавшемся в результате недосмотра экспертов. Специалисты утверждали, что почва в долине Инда очень плодородна и будет обильно плодоносить, как только получит воду. Они не учли, что. уклон от Лахора к Большому Качскому Ранну слишком мал, чтобы вода, подаваемая на поля, скатывалась обратно в реку. В результате поднялся уровень грунтовых вод и посевы были отравлены. Положение ухудшалось настолько быстро, что президент Пакистана лично обратился к президенту Кеннеди с просьбой о срочной помощи. Миссия из специалистов двадцати различных областей науки, подкрепленная счетными машинами Гарвардского университета, дотошно изучала возникшую проблему.
И пришла к выводу, что нужно двадцать лет и два миллиарда долларов, чтобы восстановить ущерб, — больше, чем стоили сооружения, которые привели к такому положению. «Если бы эти двадцать наук были привлечены с самого начала, — констатировал П. Ритчи Калдер, — ничего подобного бы не произошло».