Путешествие вверх

Хьютай не смогла охватить взглядом всю огромную конструкцию. Основную часть отсека занимали не сами двигатели, а системы охлаждения и питания, подводившие массу к аннигиляционным решеткам.

Она видела сегментированные трубы ускорителей толщиной в восемь метров, пронизывающие ещё большие блоки распределительных камер, геометрически строгую сеть сверхпроводящих кабелей толщиной в два локтя, лезвия-ребра перепончатых несущих арок, — всё точное, правильное, неподвижно-застывшее, — и всё это покрывала как бы плесень, бесформенные комки и тяжи густой массы. Их паутинная сеть напомнила ей модель нервной системы. Впрочем, это и в самом деле была нервная и ремонтная сеть корабля, она состояла из мириад крохотных клеточек-машин. Их пепельно-серый отлив странно контрастировал со стальным блеском машин «настоящих». Путаница стали составляла ажурный трехмерный лабиринт. Балки, трубы, арки, тяжи закрывали обзор, их сплетения были странным, чуждым подобием внутренностей живого существа.

Хьютай, скрестив ноги, села на упругое дно силовой сферы. Та медленно поплыла вперед, пробираясь между сегментами и нитями конструкций. Нервные тяжи разрывались перед ней, словно нити густой тягучей жидкости, и тут же смыкались вновь. Огни на них медленно разгорались, и так же медленно гасли, отходя назад. Всё это происходило беззвучно, как во сне. Ей казалось странным, что можно плыть так всего лишь думая об этом…

Она не знала, сколько длилось это медлительное путешествие, — её чувство времени здесь тоже словно впало в сон. Наконец, впереди показалась наружная стена корабля. Сфера опустилась на изоляцию одного из идущих вдоль неё широких нейтридных ребер жесткости, лопнула, превратившись в купол, и застыла.

Хьютай вздрогнула, ступив босиком на горячий металл. Она сделала несколько осторожных шагов, коснулась внешней стены, села, прижавшись спиной к её горячей серой металлокерамике и невольно повела лопатками. Поверить, что всего в нескольких дюймах от её кожи бьется солнечное пламя теплоотводного слоя, было трудно.

Наружная стена корабля была тонкой, — всего восемнадцать дюймов. Сама броня была толщиной в миллиардную долю миллиметра, — кристалл из нейтронов, упакованных плотнее, чем в атомном ядре. Затем шли блоки проекционных матриц, сохраняющих стабильность нейтрида, слой плазмы охлаждающей системы, внутренний отражающий слой и теплоизоляция. Это было всё.

Здесь царила абсолютная тишина. Стена беззвучно вибрировала, полыхая мертвенным жаром, — он отзывался в её коже смутной болью. Рой синеватых огней в узлах паутины сиял, словно россыпи звезд. Они вырывали из тьмы лишь прилегающую часть уступа, всё остальное исчезало во мраке, смутно выступая извивами нитей и отблесками колонн. Справа темнел гигантский куб теплового концентратора, — он переводил слабое тепло работающих машин в солнечный жар плотной плазмы. Наружная броня «Укавэйры» сияла, как поверхность звезды, накаленная до десяти тысяч градусов, — столь велико было внутреннее энерговыделение звездолета.

Всё вокруг было немыслимо, непредставимо чужим. А всего в локте за её спиной начиналась ещё более чуждая пустота, — теплая, согретая смертельным гамма- и рентгеновским излучением такой мощи, что даже самое живучее существо было бы убито им в минуту. Эту пустоту, словно ливень пуль, пронизывали рои метеоров, в ней плавали эрозионные нановирусы, способные в пыль разъесть любую машину, — последний след давно отгремевших и забытых сражений. Здесь проносились струи странных частиц, порожденных уже недалекой Р`Лайх. Здесь радиоволны несли крики рождения и смерти миллиардов миров. Здесь решалась судьба Вселенной. Здесь в ней впервые зародился разум, и здесь собирались её величайшие разумы… а что здесь делает она?

Её постепенно стал охватывать страх. Он зарождался снаружи, в безднах пустоты, в её огненном сердце, и физически ощутимым, давящим потоком разливался вокруг, сочился сквозь броню, обволакивая цепенящей паутиной озноба кожу и сжимая сердце Хьютай ледяной рукой. Она — лишь пылинка во чреве непредставимо чуждого разумного существа, одержимого стремлением к Бесконечности. Её родина, весь её мир, обратился в гравитацию и гамма-кванты ещё тринадцать тысяч лет назад. Сама она мертва, — её тело было сожжено и похоронено в том, уже исчезнувшем мире, когда она ушла за любимым в его вечное изгнание. Сейчас её тело, — запрограммированная с матрицы копия, чью плоть лишь отчасти можно назвать органической…

Хьютай провела ладонью по бедру, ощутив упругую гладкость кожи. Что ж, — между тем и этим телом она не смогла найти ровно никакой разницы, тем более, что ей пришлось умереть и воскреснуть ещё раз. Анмай говорил, что они, — самые счастливые из живых, и это было правдой: вряд ли кто-то ещё смог увидеть столь далекое будущее. И вряд ли ещё кто-то смог пережить свой народ…