Путешествия Гулливера

Гулливер готов был в любую минуту дать клятву, которую от него требовали. Он вовсе и не собирался воевать с маленькими человечками. Но император откладывал церемонию торжественной клятвы со дня на день.

Мало-помалу лилипуты привыкли к Гулливеру и перестали его бояться.

Часто по вечерам он ложился на землю перед своим замком и позволял пятерым или шестерым человечкам плясать у себя на ладони.

Дети из Мильдендо приходили играть в прятки у него в волосах.

И даже лилипутские лошади больше не храпели и не становились на дыбы, когда видели Гулливера.

Император нарочно приказал как можно чаще устраивать конные учения перед старым замком, чтобы приучить коней своей гвардии к живой горе.

По утрам всех лошадей из полковых и собственных императорских конюшен проводили мимо ног Гулливера.

Кавалеристы заставляли своих коней перескакивать через его руку, опущенную на землю, а один удалой наездник перескочил даже как-то раз через его ногу, закованную в цепь.

Гулливер всё ещё сидел на цепи. От скуки он решил приняться за работу и сам смастерил для себя стол, стулья и кровать.

Для этого ему привезли около тысячи самых больших и толстых деревьев из императорских лесов.

А постель для Гулливера изготовили лучшие местные мастера. Они принесли в замок шестьсот матрацев обыкновенной, лилипутской величины. По сто пятьдесят штук сшили они вместе и сделали четыре больших матраца в рост Гулливера. Их положили один на другой, но всё-таки Гулливеру было жёстко спать.

Таким же способом сделали для него одеяло и простыни.

Одеяло вышло тонкое и не очень тёплое. Но Гулливер был моряк и не боялся простуды.

Обед, ужин и завтрак для Гулливера стряпали триста поваров. Для этого им построили возле замка целую кухонную улицу — по правой стороне шли кухни, а по левую жили повара со своими семьями.

За столом обычно прислуживало не больше ста двадцати лилипутов.

Двадцать человечков Гулливер брал в руки и ставил прямо к себе на стол. Остальные сто работали внизу. Одни подвозили кушанья в тачках или подносили на носилках, другие подкатывали к ножке стола бочки с вином.

Со стола вниз были протянуты прочные верёвки, и человечки, которые стояли на столе, с помощью особых блоков втягивали кушанья наверх.

Каждый день на рассвете к старому замку пригоняли целое стадо скота — шесть быков, сорок баранов и много всякой мелкой живности.

Жареных быков и баранов Гулливеру приходилось обычно разрезать на две или даже на три части. Индеек и гусей он отправлял в рот целиком, не разрезая, а мелкую птицу — куропаток, бекасов, рябчиков — глотал по десяти, а то и по пятнадцати штук сразу.

Когда Гулливер ел, толпы лилипутов стояли вокруг и смотрели на него. Один раз даже сам император в сопровождении императрицы, принцев, принцесс и всей свиты приехал поглядеть на такое диковинное зрелище.

Гулливер поставил кресла знатных гостей на стол против своего прибора и выпил за здоровье императора, императрицы и всех принцев и принцесс по очереди. Он ел в этот день даже больше обычного, чтобы удивить и позабавить своих гостей, но обед показался ему не таким вкусным, как всегда. Он заметил, какими испуганными и злыми глазами смотрел в его сторону государственный казначей Флимнап.

И в самом деле, на другой день казначей Флимнап сделал до клад императору. Он сказал:

— Горы, ваше величество, тем и хороши, что они не живые, а мёртвые, и поэтому их не надо кормить. Если же какая-нибудь гора оживёт и потребует, чтобы её кормили, благоразумнее сделать её опять мёртвой, чем подавать ей каждый день завтрак, обед и ужин.

Император благосклонно выслушал Флимнапа, но не согласился с ним.

— Не торопитесь, дорогой Флимнап, — сказал он. — Всё в своё время.

Гулливер ничего не знал об этом разговоре. Он сидел возле замка, беседовал со знакомыми лилипутами и с грустью рассматривал большую дыру на рукаве своего кафтана.

Уже много месяцев он, не меняя, носил одну и ту же рубашку, один и тот же кафтан и жилет и с тревогой думал о том, что скоро они превратятся в лохмотья.

Он попросил выдать ему какой-нибудь материи потолще на за платки, но вместо этого к нему явились триста портных. Портные велели Гулливеру опуститься на колени и приставили к его спине длинную лестницу.

По этой лестнице старший портной добрался до его шеи и спустил оттуда, от затылка до полу, верёвку с грузом на конце. Такой длины нужно было сшить кафтан.

Рукава и талию Гулливер смерил сам.

Через две недели новый костюм для Гулливера был готов. Он удался на славу, но был похож на лоскутное одеяло, потому что его пришлось сшить из нескольких тысяч кусков материи.

Рубашку для Гулливера изготовили двести белошвеек. Для этого они взяли самое прочное и грубое полотно, какое только могли достать, но даже его им пришлось сложить в несколько раз, а потом простегать, потому что самый толстый парусный холст Лилипутии не толще нашей кисеи[3]. Куски этого лилипутского полотна бывают обыкновенно длиной в страницу из школьной тетрадки, а шириной — в полстраницы.