Сыновья Ионги Панзы соглашались быть нашими проводниками до территории португальцев при условии, если я отдам им раковину, которую мне подарил Шинте. Я не был склонен соглашаться на это требование и особенно на то, чтобы отдать им эту раковину вперед, но уступил просьбам своих людей, которые просили меня сделать вид, что я вполне доверяю этим молодым людям. Сыновья Панзы просили меня отдать им раковину для того, чтобы они могли оставить ее своим женам в виде компенсации за предстоящее долгое отсутствие их мужей. Отдав им драгоценную раковину мы направились с ними на запад к р. Чикапа, которая здесь (10°22 ю. ш.) имеет 40 или 50 ярдов [35–45 м] в ширину. В настоящее время она была глубокой. В полумиле выше того места, где мы через нее переправлялись, вода с шумом бежала по каменистым остаткам размытого водопада. Нас перевезли через реку на челноке, сделанном из цельного куска древесной коры, сшитой на концах. Палочки, вставленные в нескольких местах, служили ребрами челнока. Слово «чикапа» означает кора или кожа; это единственная река, на которой мы видели такие челноки. Мы слышали, что в продолжение большей части года Чикапа мелеет настолько, что ее можно легко переходить вброд. Название ее происходит, вероятно, от этих челноков, изготовляемых из коры, которыми пользуются для переправы, когда река эта бывает полноводной. Мы очень жалели, что у нас нет с собой понтона, потому что люди, которым принадлежал челнок, заставили нас заплатить за переправу первый раз, как только мы сели в него, второй раз, когда мы были на середине реки, и еще третий раз, когда переехали все, кроме главного моего человека, Пицане, и меня самого. Макололо всегда перевозили своих посетителей бесплатно, и теперь они начали говорить, что они должны так же собирать с мамбари, как чибокве с нас. Все они резко осуждали низость такого рода действий, а когда я спросил их, как же они сами могут доходить до такой низости, то они ответили, что они будут поступать так из мести. Они любят приискивать благовидные извинения для низких поступков.
На следующее утро наши проводники прошли с нами только около полумили и заявили, что они вернутся домой. Когда, по просьбам макололо, совершенно не знающих чибокве, я уплачивал проводникам вперед, то я предвидел это. Несмотря на энергичные протесты, с которыми к ним обращались, проводники один за другим исчезли. Мои спутники пришли к заключению, что, поскольку мы теперь находились в местах, посещаемых работорговцами, проводники нам теперь не нужны; главная польза от проводников заключалась в том, что они помогали нам устранять у жителей деревень подозрения и неправильные представления о целях нашего путешествия. Я был очень рад услышать, что мои люди пришли к такому заключению. Местность имела здесь более холмистый характер, чем прежде. По глубоким лесистым долинам бежали небольшие красивые потоки. Деревья здесь высокие и прямые, а леса тенистые и богатые влагой. Почва на этих незаселенных местах сплошь покрыта желтым и бурым мхом, а стволы деревьев одеты яркими лишаями. Необычайно плодородная земля состоит из черного суглинка. Она покрыта массой густой, высокой травы. Мы миновали несколько деревень и теперь шли мимо них, не задерживаясь и не вступая в общение с их обитателями.
Мы держали курс на запад-северо-запад. Все реки, попадавшиеся нам на пути, шли на север и, по полученным нами сведениям, впадали в Касаи или Локе; у большинства из них были особенные, болотистые берега, как везде в этой стране. Предполагая, что мы находимся теперь на широте Коанзы, я был сильно удивлен тем, что никто из туземцев, живущих в этой местности, не знает об этой реке. Но тогда я и сам не знал того, что Коанза начинается значительно западнее этого места и что она течет от истоков и до устья на сравнительно коротком протяжении.
26-е. Мы провели воскресенье на берегу р. Квило, или Квелло. Это небольшой поток, шириной около 10 ярдов [9 м]. Он течет по узкой глубокой долине, склоны которой опускаются к потоку на протяжении почти 500 ярдов [около 475 м]. Склоны эти каменистые и состоят из твердого известкового туфа, лежащего на глинистом сланце и песчанике, с покровом из железистого конгломерата. Зрелище было очень приятным, но лихорадка лишила меня возможности чувствовать радости жизни. Ежедневно повторявшиеся жестокие приступы ее вызвали у меня сильную слабость и желание лежать.