Для того, кто видел тяжелую жизнь бедняков в старых цивилизованных странах, жизнь здешнего населения представляется состоянием восхитительной праздности. В стране масса маленьких деревень. Питание имеется в изобилии, и для его добывания требуется очень мало усилий. Почва здесь настолько жирная, что ее не нужно удобрять. Когда поле становится слишком истощенным, чтобы обеспечивать урожай кукурузы, проса и т. д., то его владелец передвигается к лесу, раскладывает костры вокруг крупных деревьев, чтобы уничтожить их, вырубает мелкие деревья, и таким образом бывает готова новая и плодородная почва. Такие поля имеют своеобразный вид: множество высоких погибших деревьев, лишенных коры, между которыми растет кукуруза. Но после того, как владелец поля перешел на новое место для посевов кукурузы и проса, старое поле продолжает годами давать маниок. Растительная пища имеется здесь в изобилии, но ощущается острый недостаток в соли и в мясной пище; поэтому в лесах Лунды всюду видишь бесчисленные ловушки для мышей. Исключительно растительное питание вызывает сильнейшую потребность в мясе.
Проходя по этой стране, можно наблюдать самые разнообразные характеры владельцев этих деревень и садов. Некоторые деревни являются образцом чистоты. Мы побывали и в других деревнях, сплошь заросших сорными травами, выраставшими до такой высоты, что, сидя верхом на быке, едва видишь одни верхушки хижин. Если мы входили в деревню в полдень, то жители ее подходили, бывало, ленивой походкой, с трубкой в руке, медленно попыхивая, в каком-то мечтательном оцепенении.
В некоторых деревнях сорнякам не дают расти; вокруг хижин рассаживаются хлопок, табак и разные растения, употребляемые в виде приправы к пище; в клетках держат птиц; поля и огороды представляют приятное зрелище зерновых и бобовых культур в разные периоды их роста.
В каждой деревне полно детей, которые высыпают на улицу, чтобы посмотреть на проходящего белого человека, и бегут за ним с криком и ужимками; некоторые из них карабкаются на деревья, чтобы лучше видеть меня. Дети отлично лазят по деревьям. В дружественных нам деревнях они провожали нас по несколько миль, быстро идя рядом с нами. Мы обыкновенно всегда делали вокруг наших шалашей небольшую изгородь; перед входом в нее всегда сходилась толпа женщин с детьми на спине и с длинными трубками во рту; они часами глазели на нас.
Той деревней на р. Квелло, в которой мы провели воскресенье, управлял старшина Сакандала, обходительный и живой старик, который не ставил никаких препятствий для нашего дальнейшего пути. Мы узнали, что скоро вступим на территорию племени башиндже (чиндже португальцев), которое смешано с другим племенем, называемым бангала; они находились в состоянии войны с бабинделе, т. е. португальцами.
Дожди и лихорадка, как обычно, задерживали наше продвижение до тех пор, пока один старшина, по имени Камбоела, не указал нам дорогу, которая ведет из Кассандже и Биге к Матиамво. Это была хорошо протоптанная тропа, и вскоре после того, как мы вступили на нее, встретили партию торговцев из Биге, принадлежащих к смешанной крови, которые подтвердили полученные нами сведения о том, что эта дорога ведет прямо в Кассандже.
Так как мы были теперь одни и знали достоверно, что находимся на верном пути, то продолжали бодро идти вперед.
30-го числа мы дошли до того места, где начинается внезапное понижение плато, изрытого узкими глубокими долинами, по которым мы недавно проходили. Общий уклон понижения настолько крутой, что спускаться вниз можно только кое-где, и даже в таких местах я должен был спешиваться, хотя был настолько слаб, что мои спутники должны были вести меня, иначе я полетел бы кувырком вниз. Меня очень удручало чувство беспомощности. Я никогда не любил видеть людей, все равно больных или здоровых, с готовностью опирающихся на других.
Внизу под нами расстилалась долина Кванго. Она имеет в ширину около сотни миль и вся покрыта темным лесом, только около самой р. Кванго, которая на своем пути к северу сверкает на солнце, то там, то здесь находятся обширные луга, покрытые ярко-зеленой травой.