Путешествия и исследования в Африке

На следующее утро, покинув пароход, мы отправились в путь пешком, сопровождаемые португальцем, местным уроженцем, с его людьми и дюжиной макололо, которые несли наш багаж. Утро было хорошее; горы справа давали до поры до времени восхитительную тень. Но вскоре тропа стала ужасно неровной, и горы перестали защищать нас от палящего солнца. Остатки тропы были едва заметны. Действительно, если бы наш проводник не уверил нас в противном, у нас не явилось бы и подозрения, что существует дорога через эти полосы мягкого песка, проваливавшегося под нашими шагами, и через громадные скалы, на которые мы карабкались с таким трудом. Эти скалы имеют необыкновенный вид: они разломаны и искривлены во всех направлениях и покрыты тонким черным налетом, как будто их отполировали и покрыли черным лаком. По-видимому, этот налет осаждается во время разлива, так как он порывает только те скалы, которые лежат между линией наивысшего уровня и другой, проходящей на высоте около четырех футов над линией самого низкого уровня. Путешественники, посетившие водопады на Ориноко и на Конго, говорят, что и там скалы имеют такой же вид; это приписывается особому осадку, который отлагается рекой только при быстром течении. Это может оказаться справедливым и для этих мест, так как подобный налет встречается только там, где узкая река сжата между массами скал, за которыми находятся высокие горы, и где течение самое сильное. Он отсутствует там, где скалы есть только на одном берегу, а напротив, за широкой рекой, простирается песчаный пляж. Горячие скалы жгли ноги, и мы скоро устали. По прямой мы прошли в первый день не более 4 миль и нашли это более чем достаточным.

В долинах мы видели немногочисленных жителей этого района, принадлежащих к племени, которое называют ба-дема. Они возделывают немного кукурузы, хлопка и табака в ложбинах, а на крутых склонах гор – род проса, который называют «мапира». В реке ловят сетями рыбу. Они ловят зебр, антилоп и других животных, загоняя их в овраги, узкий вход в которые с другой стороны загораживается крепкими сетями, сделанными из коры баобаба.

О состоянии неуверенности, в котором постоянно пребывает племя бадема, свидетельствует их привычка прятать свои продукты в горах, оставляя в хижинах лишь небольшое количество. Они обдирают имеющую горький вкус кору с определенной породы деревьев, к которой питают отвращение мыши и обезьяны, и, вывернув наизнанку, сшивают ее в цилиндрические сосуды для своего зерна, потом зарывают их в ямах и трещинах на лесистых склонах гор. Таким образом, если бы их и ограбила шайка мародеров, то они все же спасают основной запас зерна. Они «не могли дать нам никаких сведений, и у них не было продуктов; люди Чизака ограбили их несколько дней назад».

«Ничего, – сказал местный португалец, – они продадут вам сколько угодно, когда вы будете возвращаться; сейчас они боятся вас, так как еще не знают, кто вы».

Мы легли спать под деревьями – под открытым небом – и не страдали ни от москитов, ни от росы; не обеспокоил нас и бродячий зверь; однако однажды вечером во время нашего пребывания здесь один туземец, который сидел с несколькими другими на противоположном берегу, был убит леопардом.

Один невольник из Тете, который хотел прослыть за великого путешественника, рассказал нам однажды вечером, когда мы сидели вокруг костра, интересные вещи о странном племени людей, которых он видел внутри страны. Люди эти ростом всего в три фута, на головах у них рога; живут они в большом городе, и у них очень много пищи. Макололо отнеслись с презрением к этим рассказам и без обиняков заявили рассказчику, что он врет. «Мы пришли изнутри страны, – крикнул один высокий парень ростом в 6 футов 4 дм, – разве мы карлики, разве у нас есть рога?» Они презрительно высмеивали рассказчика, но тот стоял на своем. Он уверял, что он действительно видел этих маленьких людей и на самом деле был в их городе, таким образом он выступал в роли героя традиционного рассказа, который, со времен Геродота и даже догеродотовых, с поразительной стойкостью держится в умах туземцев.[27] Тот факт, что такие абсурдные представления продолжают существовать, даже несмотря на полное отсутствие литературы, придает значимость и религиозным воззрениям этих людей, как остаткам примитивной веры, уплывающей по реке времени.