Путешествия и исследования в Африке

В марте, в то время, когда мы были задержаны на мелкой части реки, к нам прибыл из Шупанги г-н Торнтон. Он, как уже упоминалось раньше, покинул в 1859 г. экспедицию и присоединился к барону ван дер Деккену,[42] отправлявшемуся на Килиманджаро, где восхождением на гору до высоты 8000 футов было впервые доказано, что она покрыта вечным снегом, и подтверждались прежние сведения о ней, сообщенные миссионерами англиканской церкви Крапфом и Ребманом.

[43] Теперь хорошо известно, что барон впоследствии достиг на Килиманджаро высоты 14000 футов и установил, что самая ее высокая вершина находится, по крайней мере, на высоте 20 000 футов над уровнем моря. Торнтон составил в Шупанге карту своего первого путешествия по материалам, которые собрал, находясь вместе с бароном, и, закончив это дело, последовал за нами. Тогда ему было предложено исследовать в геологическом отношении область водопадов, но стараться не показываться аджава, пока он не выяснит, каково настроение этого племени.

Это путешествие было ему не по силам, так же, как и для д-ра Кэрка и Рэя, плюс еще большой недостаток в воде. Торнтон вернулся страшно изможденным и истощенным. К этому прибавился понос, перешедший в дизентерию и лихорадку, которые 21 апреля 1863 г. привели его к смерти. 22 апреля мы похоронили его около большого дерева на правом берегу Шире, в ста ярдах от самого нижнего Мёрчисоновского водопада и как раз у речки, на которой стояли «Леди Ньяса» и «Пионер».

Кабарега. Водопад Мёрчисона

Рисунок XIX в.

Нельзя выразить словами то зрелище огромного опустошения, которое представляла собой теперь когда-то такая приятная долина Шире. Вместо оживленных селений и улыбающихся людей, выходивших продавать всякие вещи, не было видно почти ни души, а если случайно и попадался какой-нибудь туземец, то у него был ужасно голодный вид, а лицо его выражало подавленность и безнадежность. После того, как в стране началась охота за невольниками, наступила засуха. Если бы мы имели малейшее понятие о том безлюдье, до которого была доведена страна, мы уклонились бы от поездки вверх по реке. Огромные массы людей бежали за Шире, стараясь, чтобы их отделяла от врагов река. Большая часть продовольствия была брошена, голод и смерть унесли столько людей, что оставшихся в живых было недостаточно, чтобы похоронить мертвецов. Трупы, виденные нами плывущими вниз по реке, были лишь останками погибших, которых не в силах были похоронить друзья и не могли сожрать пресытившиеся крокодилы. Правда, большую часть смертности можно отнести за счет голода; но главная причина такого разорения – это торговля невольниками, потому что и раньше бывали засухи, но тогда жители холмов спускались в болота, где кукуруза вырастала скорее чем в три месяца в любое время года, а теперь они боялись это делать. Те немногие, которых миссии удалось уговорить возделывать землю, лишились своих участков, когда толпы беглецов приходили с холмов.

Мысль манганджа, живущих на возвышенности, возделывать хлеб на рыхлой черной грязи болот не могла бы, пожалуй, прийти в голову ни одному земледельцу ни в какой стране. На плодородную темную грязь набрасывают на расстоянии двух футов полные лопаты крупного речного песка, и затем там сеется кукуруза. При прорастании корни могут брать все, что им нужно из слишком жирной почвы, находящейся под ними, а также извлекать себе сквозь песок и составные части атмосферы. Почти то же самое делается, когда почва, хотя и тверже, но слишком влажная. Вырывается яма около фута глубиной, затем туда бросают семя и прикрывают все полной лопатой песка; и там, где без песка богатый, но слишком влажный ил ничего бы не дал, при этом способе получают прекрасный урожай. При прежних засухах люди таким способом спасали себе жизнь от голода, но теперь, ужас перед продажей в рабство, видимо, совершенно лишил их присутствия духа.

Те немногие несчастные, которые остались в живых до нашего прихода, находились как бы в летаргическом сне. Они почти не пытались возделывать что-нибудь, а это было особенно поразительно для людей, так преданных сельскому хозяйству, как они. Каждый день можно было видеть, как они поедали всходы, показывавшиеся на старых нивах, которые, если бы их не трогать, через месяц дали бы урожай. Невозможно было пробудить их от летаргии. Голод убил в них все силы. Мы пытались некоторых заставить заняться обеспечением себя пищей, но напрасно. Они потеряли всю свою силу воли и на всякое наше предложение, которое бы им, несомненно, помогло, отвечали плачущим тоном: «Нет, нет!» (аи, аи), смотря на нас мутными, почти невидящими глазами.