Путешествия к Лобнору и на Тибет

Китайские власти, которым далеко не по нутру было наше здесь путешествие, тем более при большом расположении к нам со стороны туземцев, старались по-прежнему исподтишка тормозить наш путь и творить недоброе. Так, незадолго до нашего прибытия в Кэрию здесь было вывешено объявление, воспрещавшее жителям продавать нам съестные припасы и входить с нами в какие-либо сношения; в день нашего прихода утром полицейские громогласно повторяли по улицам Кэрии то же приказание с пояснением, что мы дурные люди, путешествуем с худым умыслом и т. п. Сведав об этом вскоре по прибытии на бивуак в Кэрию, я послал своего переводчика к местному китайскому начальству с предложением отменить подобные распоряжения; в случае же отказа с его стороны грозил добыть все необходимое для нас силой. При таком ультиматуме китаец вынужден был исполнить наши требования. На другой день сам кэрийский начальник, или, как его здесь величают, амбань, приехал ко мне с визитом. Посещение это было обставлено большой церемонией. Китаец ехал в двухколесной телеге, запряженной мулом, в сопровождении верхами нескольких чиновников и старших властей из туземцев. Сзади телеги шествовал отряд солдат,[954]

одетых в форменные красные и синие курмы, вооруженных трезубцами, секирами и несколькими заржавленными пистонными ружьями. Здесь же несли знамена, большой раскрытый красный зонтик (знак какого-то достоинства) и медный бубен, в который немилосердно колотили; по временам солдаты что-то кричали, вероятно вроде нашего «ура». Я принял китайца в своей палатке, посадил его и местного хакима на разостланный по земле войлок и угостил чаем; остальные чиновники, туземные власти и переводчики стояли при входе в ту же палатку. После нескольких обычных вопросов со стороны китайца о нашем здоровье и благополучии пути я прямо перешел к делу. Объяснил, что путешествую с научной целью и что намерен теперь сходить на лето в Тибет; прошу местного начальника, здесь же при мне, отдать приказание кэрийскому хакиму нанять нам нужных для предстоящей экскурсии лошадей, отвести помещение под склад, продать съестные припасы и все, что будет нужно. О прежней истории с запрещением продажи я не находил нужным упоминать после того, как переводчик накануне объяснил наш ультиматум. Китаец начал уверять в своей дружбе и всегдашней готовности быть к нашим услугам; затем приказал хакиму исполнить наши требования. Таким образом, дело это удалось без излишних проволочек. Обратно китайский начальник уехал с той же церемонией.

На другой день я отдал визит в сопровождении Роборовского, переводчика и нескольких казаков. Нам устроен был парадный прием. Помимо солдат, собраны были все власти Кэрии; в воротах помещения китайского начальника нам салютовали тремя взрывами и музыкой; хозяин встретил нас и проводил в свою фанзу, где сам подавал нам чай. Делалось все это главным образом для того, чтобы показать туземцам, что русские, мол, теперь наши приятели. Пробыли мы у китайца около часа времени; все присутствующие, кроме нас и самого хозяина, стояли. Разговор, как и прежде, происходил через двух переводчиков: я говорил своему по-русски, тот передавал по-тюркски китайскому переводчику, а этот последний переводил уж по-китайски. Сам китайский начальник, вероятно, желая блеснуть своей ученостью, предложил несколько нелепых вопросов, на которые получил, конечно, уклончивые ответы. Так, между прочим, китаец спрашивал: правда ли, что можно узнать высоту положения данной местности по запаху земли? Словом, кэрийский начальник, быть может даже имеющий какую-либо ученую степень, оказался таким же невеждой в деле понимания самых простых явлений природы, как и многое множество тех китайских мандаринов и ученых, которые считаются познавшими всю суть человеческой мудрости, выдолбив наизусть несколько книг своих классиков, но без малейшего понятия даже об азбучных выводах истинной науки.

На прощание я опять напомнил китайцу относительно скорейшего снаряжения нас в дальнейший путь, и опять было повторено хакиму прежнее приказание. Уехали мы с теми же парадными проводами. Вообще китайцы показали теперь себя весьма предупредительными и вежливыми, хотя, конечно, на душе у них было совсем другое. По-прежнему туземцам воспрещено было к нам ходить, и некоторые подверглись за это наказанию. Туземные власти также приезжали к нам не иначе, как по делам и в сопровождении соглядатаев. Добыть нужные сведения можно было лишь украдкой, да и то крайне скудные; шпионство постоянно окружало нас. С другой стороны, простой народ всячески выказывал нам свои симпатии. Во время экскурсий нас постоянно угощали абрикосами и различной едой; то же делали и для казаков, пасших верблюдов или ходивших на базар. Заметив наш способ отдания чести прикладыванием руки к козырьку фуражки, туземцы при встречах с нами стали делать то же самое, не исключая иногда и женщин.