Путешествия к Лобнору и на Тибет

Дальнейшее движение.

16 июня мы двинулись в путь с новым своим караваном, в котором состояло 15 верховых лошадей, 22 вьючных

[957]

и 5 ослов у погонщиков. Сначала все не ладилось, да и впоследствии мало было порядка при хождении с непривычными ко вьюкам лошадьми, так что не один раз приходилось вспоминать нам про своих верблюдов. В два небольших перехода, каждый по 18 верст, прошли мы теперь из Ачана по предгорью Русского хребта до р. Кэрийской, там, где в нее впадает слева р. Лю-ши; посредине пути ночевали в небольшой (около 20 дворов) д. Соктоя, разбросанной по ущелью речки того же имени, впадающей в Кэрийскую реку. Местность нашего следования представляла собой широкую полосу в беспорядке набросанных увалов и холмов, между которыми иногда выдавались небольшие плато. Лёссовая почва скудно была покрыта мелкой полынью (Artemisia frigida) и белоцветным луком (Allium oreoprasum); повыше горные склоны местами зеленели, вероятно, от тех же самых трав, только гуще растущих. По этим пастбищам в большом числе бродили бараны, пастухи которых жили здесь же в конурах, выкопанных в лёссе. В оба наших перехода, как и ранее того в Ачане, шел небольшой дождь, который временно очищал атмосферу от пыли, так что можно было видеть соседние снеговые вершины и сделать кое-какие засечки для съемки. Подобная возможность выпадала как теперь, так и после лишь изредка и случайно.

Тропинка, и без того нередко весьма трудная, местами была испорчена по приказанию китайцев. Об этом мы слышали еще в Ачане, откуда я написал кэрийскому начальнику письмо с предложением исправить попорченную дорогу. Теперь ее чинили впереди нас те же самые мачинцы, которые несколько дней тому назад портили этот путь. Нечего и говорить, насколько они проклинали китайцев. Приехавшие старшины соседних горных мачинских родов сами мне теперь говорили: «Прикажи – мы сейчас пойдем резать китайцев». Подобное предложение мы слышали и в Кэрии. Как там, так и здесь, да вообще всюду, где только туземцы могли украдкой от китайцев беседовать с нами, они твердили одно и то же: «Мы ничего не желаем, как только быть под властью белого царя» [т. е. России]. «Мы знаем, какая справедливость теперь водворилась в русском Туркестане. А у нас каждый китайский чиновник, даже каждый солдат могут безнаказанно бить кого угодно, отнять имущество, жену, детей. Подати с нас берут непомерные. Мы не можем долго вынести подобное положение. У многих из нас заготовлено и спрятано оружие. Одно только горе – нет головы, общего руководителя. Дай нам хотя простого казака; пусть он будет нашим командиром». Кэрийская река, на которую мы теперь вышли при устье р. Лю-ши, течет здесь на абсолютной высоте 8300 футов[958] в глубоком ущелье, местами вырытом узкой траншеей иногда в два-три яруса. Вытекает описываемая река, как уже было говорено, с плато Тибета и прорывает окрайние к таримской котловине горы, сколько кажется, в прямом южном направлении: при устье же Лю-ши делает крутую излучину к западу, а затем снова стремится на юг. Ширина Кэрийской реки там, где мы теперь через нее перешли, благодаря случайно уменьшившейся летней воде, была от 10 до 12 сажен при глубине в 3 фута; дно усыпано крупными валунами. Местами береговые гранитные скалы сжимают речное ложе на 5–6 сажен; там вода бурлит и клокочет. Во время высокой воды, каковая стоит в течение целого лета, переправы вброд почти не бывает, и уровень той же реки повышается иногда, как говорят, на целую сажень. Туземцы переправляются тогда по канату, высоко натянутому с одного берега на другой. На этом канате скользит кольцо, к которому прикрепляется пассажир, и его перетягивают веревками.[959] Накануне нашего перехода через Кэрийскую реку, когда вода в ней еще была высока, нам также предлагали подобный способ переправы. При этом туземцы наивно показывали приготовленный запасный канат на тот случай, если ранее протянутый оборвется.