Путешествия Христофора Колумба

«Я приказал, – говорит адмирал, – взять несколько индейцев, чтобы оказать им почтенный прием и рассеять их страх. И принести, если окажется возможным, что-нибудь, имеющее ценность, потому что, судя по изобилию, какое было на этой земле, не могли не быть здесь полезные и ценные вещи».

Женщину, а была она очень юной и красивой, привели на корабль, и она беседовала с индейцами, взятыми адмиралом: язык у них всех единый. Адмирал приказал одеть ее и, подарив ей стеклянные четки, погремушки и бронзовые колечки, с почетом отпустил обратно, ибо таков был заведенный им обычай. С ней он послал на берег несколько моряков и троих индейцев.

Моряки же, которые сопровождали ее в лодке, говорили затем адмиралу, что эта женщина не хотела покидать корабль и желала остаться на нем вместе с другими индианками, которых адмирал захватил в устье Морской реки, на острове Куба.

По словам этой женщины, индейцы, с которыми она была в лесу, в то время, когда ее поймали моряки, приплыли сегодня в эти места на каноэ – так называются их каравеллы. Дойдя до входа в бухту, они увидели корабли, вернулись назад и, высадившись на берег, направились к своему селению, укрыв в надежном месте каноэ. Она показывала место, где это селение расположено. У этой индианки в нос был вдет кусочек золота, признак того, что этот металл имеется на острове.

Четверг, 13 декабря. Трое моряков, посланных адмиралом сопровождать женщину-индианку, возвратились в три часа ночи. Они не дошли с ней до ее селения то ли потому, что им это селение показалось чересчур далеким, то ли из страха. Они сказали, что завтра, вероятно, явится к кораблям много индейцев, так как местных жителей должны успокоить вести, которые им принесет индианка.

Адмирал, желая дознаться, есть ли на этой земле что-либо полезное, и намереваясь вступить в переговоры с ее жителями, ибо страна эта была прекрасна и плодородна и следовало приохотить ее жителей к служению королям, решил отправить своих людей в селение. Он возлагал надежды на то, что индианка уже успела представить христиан хорошими людьми, и отобрал девять человек из числа своих людей, ловко управляющихся с оружием и хорошо вооруженных, и с ними послал одного индейца, из числа тех, кого он с собой вез.

Они побывали в селении, что находилось в 4 1/2 лигах к юго-востоку от бухты, и нашли его в широчайшей долине, причем было оно совершенно безлюдно, так как индейцы, узнав, что к ним направляются чужестранцы, бежали в глубь страны, захватив с собой все свое достояние. В селении было до тысячи домов и 3 тысячи жителей.

Индеец, который сопровождал отряд, помчался за беглецами, громкими возгласами призывая их вернуться. Он кричал им, что христиане хорошие люди и не следует бояться их и что они явились с неба и всем, кого застают на месте, они раздают много чудеснейших вещей.

Это так подействовало на индейцев, что они обрели мужество и возвратились в селение толпой, в которой было более 2000 человек. Они подошли к испанцам и возложили руки пришельцев на свои головы, что было знаком великого уважения и дружбы. При этом они дрожали от страха и только спустя некоторое время окончательно успокоились. Когда же страх индейцев рассеялся, они разошлись по своим домам, и затем каждый из них явился с угощениями.

Они принесли хлеб из «ньямов» – корней, похожих на крупную редьку {*} . «Ньям» сажается и собирается повсеместно на этой земле, и он для индейцев все равно что жизнь. Они приготовляют из корней «ньямов» хлеб, пекут и жарят их. Вкусом «ньям» напоминает каштаны, и любой, кто отведает этот корень, убежден будет, что он ест каштаны. Приносили они также рыбу и все прочее, что только имели. Индейцы, которых адмирал вез с собой, знали, что он хотел приобрести попугая. Вероятно, жителям селения сказал об этом индеец, сопровождавший отряд, так как они принесли множество попугаев и давали их всякому, кто просил, не желая ничего получать взамен. Индейцы просили гостей не уходить вечером на корабль и обещали им принести много других вещей, которые имеются у них в горах.

В то время, когда весь этот люд толпился возле гостей, появилась большая группа индейцев во главе с мужем вчерашней индианки. Эту женщину индейцы несли на плечах, и пришли они, чтобы поблагодарить христиан за почетный прием, оказанный ей адмиралом, и за полученные от него дары.

Побывавшие в селении говорили адмиралу, что с этими людьми по красоте и учтивости не могут сравниться ранее встречавшиеся индейцы. Но адмирал отмечает, что подобное утверждение кажется ему странным, так как все индейцы, которых он видел на других островах, были отличнейшего поведения. По красоте же, как указывают все, посетившие селение, с этими индейцами – и тут речь идет и о мужчинах и о женщинах – никто не может сравниться. Они белее прочих индейцев, а среди девушек видели двух таких, которые так же белы, как испанки. Говоря о красоте земель, которые они видели, утверждали все, что даже лучшие и прекраснейшие земли Кастилии не могут выдержать никакого сравнения с этими землями. И, судя по тому, что адмирал уже видел раньше и что было перед его глазами сейчас, он вполне согласен был с мнением тех, кто говорил, что земли, которые встречались прежде, не могут сравниться с этой долиной. Даже нивы Кордовы по сравнению с ней – будто ночь перед светом яркого дня.

Все земли в этой долине были возделаны, а посредине ее протекала большая и широкая река, водами которой можно было оросить все поля. Плодами отягчены были зеленые деревья, и благоухали высокие, цветущие травы, широки и хороши были дороги, а воздух был как в апреле в Кастилии, и соловьи и другие птички пели так, как поют в этом месяце в лесах Испании, и говорит он, что здесь все было прелестнейшим на свете. Ночами нежно пели птицы и слышны были трели сверчков и лягушек.

Рыбная ловля подобна испанской. Мастичные деревья, алоэ и хлопковые поля встречались повсюду. Золото не было обнаружено, да и не удивительно, что за такой малый срок его не нашли. Адмирал вычислил, сколько длится в этих местах день и ночь. От восхода до захода солнца двадцать раз переставлялись рассчитанные на полчаса песочные часы (ampolletas) {*} .

Впрочем, он говорит, что счет по песочным часам может быть и ошибочным – либо потому, что они не перевертывались вовремя, либо вследствие того, что песок проходил скорее, чем требуется.

Адмирал отмечает: по квадранту он установил, что находится в 34 градусах [к северу] от экваториальной линии [22] .

Пятница, 14 декабря. Под ветром, дующим с суши, адмирал вышел из бухты Зачатия, но вскоре ветер стих: подобное он испытывал в этих морях ежедневно. Через некоторое время подул восточный ветер, и адмирал пошел к северо-северо-востоку. Он приблизился к острову Тортуга и приметил мыс, названный им мысом Ноги (Punta Pierna) и расположенный в 12 милях к востоко-северо-востоку от западной оконечности острова. Отсюда он увидел другой мыс в том же направлении, на расстоянии 16 миль, которому он дал имя Острый мыс (Punta Aguda), и оттуда он увидел еще один мыс, который назвал мысом Копья (Punta Lanqada).

От западной оконечности Тортуги до Острого мыса было 44 мили, или 11 лиг, берег все время шел к востоко-северо-востоку. На пути встречались значительные песчаные пляжи. Тортуга высокий, но не гористый остров. Этот остров очень красив и населен точно так же густо, как Эспаньола. Земли везде на нем возделанные, и напоминают они долину Кордовы.

Видя, что установился противный ветер и нельзя продолжать плавание в направлении острова Банеке, адмирал решил возвратиться в бухту Зачатия, откуда он накануне вышел, но за день он дошел лишь до устья реки, впадающей в море на расстоянии двух лиг от бухты, и войти в устье не смог.

Суббота, 15 декабря. Адмирал снова вышел из бухты Зачатия, направившись по своему пути, но как только он проследовал в открытое море, сильно задуло с востока, и так как этот ветер был противным, он повернул назад по направлению к реке, в которую вчера он не смог войти. Но и на этот раз ему не удалось стать на якорь в ее устье, и он пошел к песчаному берегу, расположенному в полулиге под ветром – хорошей якорной стоянке с надежным дном.

Бросив якорь, адмирал на лодке отправился к реке и вошел в морской рукав, в полулиге от нее. Рукав этот оказался не связанным с устьем реки, и адмирал, выйдя из него, направился к реке, вступил в нее и обнаружил, что у входа глубина устья не превышала одного локтя и что скорость течения чрезвычайно велика. Он направился вверх по течению реки, чтобы дойти до селений, которые видели позавчера люди, посланные на берег. Адмирал приказал тянуть лодку на бечевке, и так удалось пройти на расстояние двух выстрелов из ломбарды. Однако идти дальше оказалось невозможным из-за сильного течения.

Адмирал видел индейские дома и большую долину, в которой находились селения. Долина же, где протекала эта река, по красоте превосходила все, что встречалось на пути раньше.

При входе в устье реки он заметил группу индейцев, но подойти к ним не удалось, так как все они сразу же обратились в бегство.

Адмирал говорит, что эти люди должны быть чрезвычайно осторожными, потому что живут они в постоянном страхе. По мере того как испанцы передвигались из одного места в другое, везде подымались к небу сигнальные дымки. Так было и на Эспаньоле, и на Тортуге. Тортуга же также большой остров, больше всех, что встречались раньше {*} .

Адмирал назвал эту реку Гвадалквивиром потому, что, по его словам, она такой же величины, как Гвадалквивир в Кордове, а долину, в которой она протекает, – Райской (Valle del Paraiso). Берега ее скалисты и везде проходимы.

Воскресенье, 16 декабря. В полночь с легким ветерком, подувшим с берега, адмирал вышел из залива и проследовал вдоль берега острова Эспаньола, идя на булине (yendo a Ia bolina), так как в час заутрени сильный ветер подул с востока. В море он увидел каноэ и в нем одного лишь индейца. Адмирал поразился, не представляя себе, как могло держаться на воде утлое каноэ при таком сильном ветре. Адмирал заставил индейца подняться на борт и приказал взять на корабль его каноэ. Радушно встретив этого индейца, адмирал дал ему стеклянные четки, погремушки и бронзовые кольца и, пройдя 16 миль, доставил индейца в его селение, расположенное близ самого моря.

Здесь адмирал нашел у селения, под песчаным берегом, место, удобное для якорной стоянки. Само селение казалось недавно основанным, потому что все дома в нем были новые. Индеец тотчас же отправился на своем каноэ к берегу и сообщил, что испанцы хорошие люди; впрочем, как кажется, местные жители уже получили сведения о пришельцах из других мест, где побывали шесть христиан. Вскоре на берег вышло более пятисот человек, а спустя короткое время появился и их король. Толпа собралась на песчаном пляже, поблизости от кораблей, которые стали на якорь почти у берега. Затем мало-помалу они стали перебираться на корабли, но с собой не приносили решительно ничего, если не считать воткнутых в нос и в уши зерен чистейшего золота, причем золото это они отдавали морякам очень охотно.

Адмирал приказал принимать всех с почетом, «потому что, – как он говорит, – это самые наилучшие и самые смирные люди на свете, и я, премного надеясь на нашего Господа, полагаю, что ваши высочества сделают их всех христианами и своими верноподданными, каковыми я их и ныне считаю».

Адмирал заметил, что король этих индейцев остался на берегу, где все оказывали ему знаки уважения. Адмирал послал ему подарок, и тот принял его с большим достоинством. Король этот – юноша приблизительно 21 года, и при нем находились его советники и старый наставник. Они давали ему советы и отвечали на обращенные к королю вопросы, сам же король говорил очень мало. Один из индейцев, бывших с адмиралом, заговорил с королем и сказал ему, что пришельцы явились с неба и что ищут они золота и намерены идти на остров Банеке. И на это король ответил, что все, что он слышал, ему нравится и что на острове Банеке действительно есть много золота, и указал альгвасилу адмирала, вручившему ему подарок, дорогу, которой следует придерживаться. Он добавил, что отсюда до Банеке лишь два дня пути, и заявил, что если пришельцы нуждаются в чем-нибудь, что имеется на его земле, он охотно даст им все необходимое.

И король, и все прочие были нагие, в чем мать родила. Женщины без всякого стыда тоже ходили обнаженные. Были они самыми красивыми людьми – как мужчины, так и женщины – из всех, что до сих пор встречались адмиралу в этих местах. Кожа у них была довольно белая, так что если бы их одеть и предохранить от воздействия солнца и воздуха, они мало бы отличались от испанцев. Страна эта довольно прохладная и настолько хорошая, что не хватает слов для ее описания. Хоть она и гористая, но нет такой вершины, на которой нельзя было бы пахать с помощью быков, и, кроме того, много тут есть террас и долин.

Во всей Кастилии не найдется такого уголка, который по красоте и приветливости мог бы сравниться с этой страной. И вся Эспаньола, так же как и остров Тортуга, сплошь возделан, как долина Кордовы.

Здесь сеют «ахе» – растеньице с корневищами как у моркови. «Ахе» приготовляют как хлеб: размалывают корни, а затем замешивают муку и выпекают ее. После сбора урожая веточки этого растения сажаются снова в другом месте, и оно дает четыре или пять корневищ, вкусом напоминающих каштаны. Адмирал говорит, что более крупных и вкусных корневищ он не встречал еще нигде, и добавляет, что это растение имеется также в Гвинее. Местные же корневища «ахе» достигали толщины человеческой ноги.

Эти люди на вид крепки и мужественны и не столь робкие, как другие индейцы. Они весьма учтивы и ни к какой секте не принадлежат.

И деревья здесь, как он отмечает, настолько полны сил, что даже листва их теряет зеленую окраску и становится черноватой.

Диву даешься при виде этих долин, рек, ключей, земель, пригодных для всего – для выращивания хлебов, разведения скота всевозможных пород (скота же в этих местах нет совершенно), для садов и огородов, для всего, что только может человеческая душа пожелать.

Затем, после полудня, король пришел на корабль. Адмирал оказал ему должные почести и велел объяснить, что он послан сюда королями Кастилии, самыми великими государями мира. Ни индейцы, которые переводили слова адмирала, ни сам король ничего не поняли из этой речи. Они думали, что пришельцы явились с неба и там на небе, а не на земле находятся царства королей Кастилии. Королю предложили отведать кастильские кушанья. Он съел очень немного, остальное же дал своим советникам, наставнику и людям, что с ним пришли на корабль.

«Да поверят ваши высочества, что так изобильны, красивы и плодородны эти земли, и особенно остров Эспаньола, что не найдется человека, который сумел бы рассказать об этом, и лишь тот поверил бы сказанному, кто воочию увидел бы здешнюю страну. И да поверят ваши высочества, что этот остров, так же как и все прочие, принадлежит вам и вы владеете ими ныне, как Кастилией.

Тут следует лишь утвердиться и приказывать индейцам делать все то, что ваши высочества желают. Потому что, как ни мало у меня людей, но я обошел все острова, и никто не оказал мне сопротивления; и достаточно было трем морякам высадиться на берег и встретиться с огромным скоплением индейцев, как они все обратились в бегство, не желая причинить моим людям зла. Нет у них оружия, и они наги и неизобретательны в военных делах и так трусливы, что тысяча индейцев не отваживаются лицом к лицу встретиться с тремя испанцами. И они годны на то, чтобы над ними повелевать и принуждать их работать, сеять и делать все, что будет необходимо. И пусть они построят себе города, научатся ходить одетыми и усвоят наши обычаи».

Понедельник, 17 декабря. Всю ночь дул сильный восточно-северо-восточный ветер. На море, однако, не было значительного волнения, потому что с севера эти воды защищает и ограждает остров Тортуга, и пролив между ним и Эспаньолой превращается в убежище.

Адмирал пробыл весь день на том же месте. Он приказал раскинуть сети для рыбной ловли.

Индейцы были очень довольны пребыванием испанцев и принесли в дар стрелы, которые употребляют обитатели Канибато, или каннибалы. Стрелы эти – очень длинные тростинки с заостренными и обожженными колышками на конце. Они привели двух человек, у которых вырваны были из тела куски мяса, и дали понять, что это сделали каннибалы. Адмирал этому не поверил.

Он послал в селение своих людей, и они за стеклянные четки выменяли там тонкие листочки золота. Видели они у одного индейца – его адмирал счел правителем этой провинции, а другие индейцы называли его касиком {*} – лист золота величиной с руку. Золото он пожелал променять, но сперва ушел в свой дом, оставив всех окружавших его людей на площадке перед этим домом. Там он раздробил бывший у него кусок на мелкие осколки, а затем вышел с ними и принялся их обменивать. Когда же все запасы у него истощились, он знаками объяснил, что пошлет за еще большим количеством золота и что завтра ему принесут то, что он потребует.

Все эти приемы поведения, обычаи, их покорность и сплоченность показывали, что люди здесь более ловкие и смышленые, чем в других ранее открытых землях.

Адмирал говорит: «После полудня пришло сюда с острова Тортуга каноэ, и на нем было по крайней мере сорок человек. И когда каноэ приблизилось к берегу, все жители селения, собравшиеся в одном месте, подали знак мира. Почти все прибывшие в каноэ вышли на берег. К ним подошел один только касик и обратился с речью, которая казалась угрожающей, и заставил всех, кто высадился, вернуться в каноэ. Затем он стал плескать в них водой и бросать в море камни, и когда индейцы с острова Тортуга покорно сели в каноэ и отплыли прочь, касик взял камень, вложил его в руку моему альгвасилу и попросил его кинуть этот камень вслед уходящему каноэ (я послал альгвасила, а с ним эскривано и других людей перед тем на берег, желая удостовериться, принесли ли нам индейцы что-нибудь, из чего можно было бы извлечь пользу). Альгвасил не пожелал бросить камень».

Так касик хотел показать свое расположение к адмиралу. Каноэ тотчас же ушло, а затем индейцы рассказывали адмиралу, что на острове Тортуга больше золота, чем на Эспань-оле, потому что он ближе к Банеке. Адмирал предположил, что ни на Эспаньоле, ни на Тортуге нет золотых рудников и что золото доставляется сюда, вероятно, с острова Банеке, и притом в малых количествах. У местных жителей его так немного, что они не в состоянии даже дать его испанцам.

Земля же здесь весьма тучная, и индейцам нет необходимости много работать, чтобы прокормиться и одеться, так как ходят они нагие.

И адмирал полагает, что он находится вблизи самого источника [золота] и что небесный владыка укажет ему, где это золото родится.

Он узнал, что до острова Банеке отсюда четыре дня пути, то есть 30 или 40 лиг, – расстояние, которое при доброй погоде можно пройти за один день.

Вторник, 18 декабря. Корабли простояли весь день на якоре, так как не было ветра. Но кроме того, адмирал знал, что касик обещал принести золото; правда, нельзя было надеяться, что золота будет принесено много, потому что здесь не было рудников, но адмирал желал получше разузнать, откуда оно доставляется в эти места.

Сразу же, как только рассвело, адмирал приказал украсить корабль и каравеллу и поднять флаги по случаю праздника: 18 декабря был днем св. Марии из О и одновременно днем возвещения (Anunciaciori). Дан был многократный залп из ломбард.

Адмирал говорит, что король острова Эспаньола рано утром покинул свое обиталище, расположенное в пяти лигах от места стоянки кораблей, и в три часа дня прибыл в селение, где в это время находились люди с корабля, посланные адмиралом на берег, чтобы посмотреть, не принесли ли обещанного золота.

Они рассказали адмиралу, что с королем пришло более двухсот человек. Короля-юношу, о котором уже шла речь, несли на носилках четверо индейцев. Король со всеми своими людьми поднялся на корабль как раз в то время, когда адмирал обедал на носовой площадке.

Адмирал так пишет об этой встрече, обращаясь к королям [Испании]: «Несомненно, вашим высочествам было бы приятно видеть, с каким достоинством держал себя король и с каким уважением относились к нему окружающие, хотя все они были голые.

Поднявшись на корабль, он увидел, что я обедаю на носовой площадке, и, направившись ко мне полной величия поступью, сел рядом со мной, не позволив мне не только выйти ему навстречу, но даже встать с места и требуя, чтобы я продолжал свою трапезу. Я полагал, что он с удовольствием отведает наши кастильские кушанья, и велел принести ему угощение. Войдя под навес мостика, он знаком приказал всем сопровождающим его остаться на палубе, и они исполнили это повеление с поразительным послушанием, без малейшего промедления. Все его люди, исключая двух престарелых индейцев, которых я счел советниками короля, уселись на палубе, поджав под себя ноги. Когда королю и его советникам подносили угощение, они брали лишь самую малость, словно на пробу, а остальное передавали своим спутникам. Точно так же поступали они и с напитками, разрешая себе только слегка пригубить из чаш, а затем отсылали их своим людям. И все это делалось с поразительным достоинством, без единого лишнего слова. Насколько я могу судить, все, что говорил король, было хорошо обдумано и дельно. Оба советника ловили каждое слово короля и говорили от его имени с величайшим почтением к [своему повелителю].

После трапезы один из оруженосцев короля принес ему пояс, выделкой напоминавший наши кастильские, но изготовленный из иного материала, и этот пояс он передал мне, подарив при этом два куска золота, но очень тонких, из чего я заключил, что здесь индейцы добывают его в небольшом количестве, хоть они и живут в ближайшем соседстве с теми местами, где золото имеется, и притом в изобилии.

Я заметил, что королю очень понравилось покрывало на моем ложе, и подарил его своему гостю. Кроме того, я дал ему янтарные четки, которые носил на шее, красные башмаки и флакон с благовонной водой (almatraxa de agua de azahar), и любо было смотреть, с каким удовольствием он принял все эти подарки.

И он и его советники были крайне опечалены тем, что мы не понимаем друг друга. Все же я понял, что он заверил меня в том, что весь остров находится в моем распоряжении и поэтому я могу получить здесь все, что только пожелаю.