Окончив определение положения места, я поехал после полудня на берег; друг мой с Козьего острова уже описал меня жителям как «тамона оа-эллип» (начальник большой лодки), и все поспешили встретить меня на берегу; покрытый сединами старик, имевший весьма почтенное лицо и длинную седую бороду, в котором я, по описанию, узнал начальника, подошел ко мне и, сказав: «Айдара», поднес несколько кокосовых орехов, а потом пригласил в свою стоявшую вблизи хижину, в которой были разостланы красивые циновки.
Я должен был сесть в середине; прочее общество, состоявшее из мужчин, а также из весьма пригожих женщин, имевших детей на руках, расположилось вокруг меня; все они рассматривали меня с величайшим вниманием; господствовало торжественное безмолвие, но внезапно оно было прервано: все островитяне вскочили и с громким криком убежали, как будто гонимые нечистым духом, остался только старик и дрожа держался за мою руку. Причиной всей сумятицы была собачка, приставшая к нам в Чили; она никогда не отставала от меня и в этот раз неприметным образом вскочила в шлюпку; чтобы дойти до меня, она перескочила через плечо одного из дикарей, тесно сидевших друг подле друга. Ее неожиданное появление и вызвало происшествие, которое сделалось еще смешнее, когда эта, в общем боязливая собака, ободренная трусостью своих противников, залаяла и загнала их на деревья, на которые они влезают с проворством обезьян.
С трудом удалось доказать старцу безвредность этого животного; тогда он опять созвал своих подданных, которые мало-помалу тихонько подходили, не упуская однако ж из виду собаки, малейшее движение которой вызывало страх. Не зная никаких четвероногих животных, кроме крыс, которые на их языке именуются «дидирик», они назвали собаку: «дидирик эллип». Лица дикарей прояснились только тогда, когда я отослал их злого неприятеля на шлюпку; тогда старик одарил меня кокосовыми орехами и потчевал чрезвычайно вкусным, приготовленным из панданового сока пирожным, называемым «моган».
Я велел принести свои подарки; большой топор и два ножа привели старика в неописуемое восхищение, тем более что он никогда не видел такого большого куска железа; когда же он расколол топором полено, тогда по всему кругу раздалось часто уже слышанное восклицание: «О…о!» Так как главнейшее их занятие состоит в постройке судов, и они не имеют других орудий, кроме коралловых камней и раковин, то легко можно представить, каким драгоценным показался им топор. Вызвав большую радость у мужчин, подарив им ножи, я еще более осчастливил женщин бисером и зеркалами; они не переставали удивляться этим прекрасным вещам. Наконец они налюбовались на свои драгоценности, и тогда их взоры обратились на меня, но только старик отважился прикоснуться ко мне. Он много рассказывал своим подданным, которые слушали его с разверстыми устами, и здесь я должен был показать им руку, за которую они хватались, чтобы удостовериться, что белая кожа не есть какая-либо материя.
В первый раз я заметил тут у женщин некоторую стыдливость, о которой прочие островитянки Южного моря и понятия не имеют. Тщетно уговаривали мужья своих жен прикоснуться к моей руке: они отказывались с большой скромностью.
Впоследствии я неоднократно замечал природную нравственность здешних женщин. Когда они все уже осмотрели, я захотел еще повеселить их и приложил свои часы к уху старика, который задрожал, услышав их ход; за ним слушали все островитяне; вид золота радовал их, а движение секундной стрелки приводило в изумление; когда я сделал репетицию [нажал на кнопку] боя часов, то они начали страшиться моего чародейства, удалились и долго разговаривали между собой об этом важном предмете, пока я опять не приманил их к себе новыми подарками. Теперь настала их очередь отдаривать: женщины подносили красивые венки из раковин, которые снимали с себя и надевали мне на голову; мужчины дарили свои ожерелья, сделанные с большим трудом из красного коралла; старик подарил большую красивую циновку, стараясь растолковать, чтоб я на ней спал; наконец, мужчины и женщины, обращаясь ко мне, запели песню.
На предпринятой мною прогулке по острову меня провожало несколько островитян, один из них шел впереди и указывал лучшую дорогу. Я не имел при себе никакого оружия, ибо между этими добродушными чадами природы находился в совершенной безопасности. Мне казалось, что этот остров древнее всех виденных мною до этого; здесь находятся пандановые и хлебные деревья чрезвычайной высоты и толщины; только один кокосовые пальмы попадаются редко, да и то недавно посаженные. Около жилищ я заметил растение с прекрасными цветами, которое разводится единственно для украшения. Одна эта черта уже доказывает, что здешний народ не находится в том грубом состоянии невежества, в котором обретаются прочие дикари; я уверен, что благоразумные европейцы весьма легко могли бы довести его до истинного образования.