Один из моих проводников, человек пожилой, который, по-видимому, имел много природного ума, весьма мне понравился. Этот новый друг и учитель именовался Лагедиак; я называю его другом потому, что в несколько часов узнал от него больше слов, чем от других в несколько дней. Подарками я приобрел его доверенность; так как он умел делать себя понятным, то я старался получить от него некоторые сведения об этих островах; так, например, он сказал мне, что остров этот называется Отдиа и что по нему именуется и вся группа. День ото дня их язык делался для меня понятнее, ибо я заметил, что в нем нет соединительных частей речи. Я пригласил своего друга посетить меня завтра на корабле и выразил это следующими словами: «Илдиу, Лагедиак, ваедок оа» (завтра, Лагедиак, прийти корабль); он понял, отвечал: «Инга» (хорошо) и обнял меня от радости, что я понимаю его язык; но я сам обрадовался еще больше его, особенно потому, что такой восприимчивостью приобретал величайшую доверенность дикарей.
Я решил провести несколько месяцев на Отдиа, как для исследования на гребных судах южной части этой группы островов, так и для подробнейшего ознакомления с языком и обычаями этого достопримечательного народа; мне кажется, что при открытии какой-либо земли или острова весьма важно и нужно приобретать также познания о жителях тех земель, об их нравах и обычаях; я в самом деле не имел впоследствии причины сожалеть о потере времени, поскольку это дало мне возможность сделать новые открытия.
Рарик представил мне начальника о. Эгмедио, называвшегося Лангин; он имел более 36 лет от роду, был среднего роста и весьма худощав, все его тело было татуировано, одежда весьма красивая, а обращение скромное, но только показался он чрезмерно боязливым. Мой друг Лагедиак, исполняя свое обещание, прибыл с Рариком на корабль; этот последний сегодня уже имел смелость войти в хлев к свиньям, чтобы лучше рассмотреть их, но при малейшем хрюканье был готов бежать. Лангин, будучи боязливее прочих, не отважился подойти так близко, а влез по снастям на марс и с высоты смотрел на свиней.
С маленькой собачкой мои гости скоро до того подружились, что с нею играли, но когда она в резвости начинала лаять, то они стремглав влезали на ванты; за все время нашего пребывания они не могли привыкнуть к ее живости, и им более нравилась другая собака, вымененная мною в Беринговом проливе, которая была гораздо тише; она принадлежала к породе, употребляемой на Камчатке для санной езды; ее шкура походила на шкуру белого медведя; привыкнув к холодному климату, она не могла перенести здешнюю жару и скоро издохла.
Когда взоры дикарей некоторым образом насытились разглядыванием предметов роскоши, тогда железо обратило на себя их внимание. Столь большая масса, как пушка или якорь, казалась им неизмеримым сокровищем; беспрестанно восклицая: «Мёлль! Мёлль!», они исследовали все с большой точностью. К их величайшему удовольствию, я одарил всех, особенно начальников и Лагедиака, дружбу с которым я все более хотел упрочить. Я пригласил его сесть подле себя и, употребив все свои сведения в их языке, спросил, не известны ли ему, кроме этой группы островов, еще и другие. Долгое время мои толкования и пантомимы были тщетны; наконец он понял меня и, указав на юг, сказал: «Инга они еф-еф» (да, острова там); радость моя при этом известии увеличивалась еще тем, что я пониманию языка этих дикарей обязан открытием неизвестной группы островов.
Я приказал поставить пель-компас; все собрались около инструмента и рассматривали его с вниманием: Лагедиак не спускал глаз с магнитной стрелки, которая поворачивалась сама собой без малейшего прикосновения, и несколько расспрашивал меня, каким образом это происходит. Но как я мог дать ему понятие, если бы даже он совершенно понимал наш язык; как объяснить вещь, о которой я сам желал иметь полное знание? Он легко понял, что поворачивается только ящик, а стрелка остается неподвижной, ибо тотчас подметил, что она указывает на N и на S.