Путеводные осколки

Игры пришлось на время отложить: у всех в школе под конец четверти скопилось много дел. Но Тюха каждый вечер виделась с принцами. Говорили они немного. В один из вечеров, ещё в самом начале мая, Том сказал:

– Я только одного боюсь: вдруг ты нас забудешь? – подумал и добавил, глядя в сторону: – Меня забудешь.

Тюхе его страх показался странным. Как она может их забыть – таких живых и настоящих? Но, чтобы успокоить Тома, она ответила:

– Ладно, я постараюсь тебя как следует запомнить.

И она каждый вечер внимательно вглядывалась в лицо Тома при свете маленького костра. Лицо всё время было разным. То совсем детским, с круглыми глазами и румянцем на смуглых щеках. То хмурым и упрямым, как у рассерженного мальчишки. А то вдруг острым и скуластым, как у подростка, или даже решительным и твёрдым – как у Дени и дона Серхио. Только если Том улыбался, он был похож на самого себя – и больше ни на кого. Ну разве что совсем слегка – на своего кузена Чарльза.

А Рик тем временем подбрасывал в огонь мелкий сор и о чём-то молча думал. Причём с каждым днём мысли его, по-видимому, становились всё более грустными. И непонятно было, что его тревожит.

Однажды Тюха вдруг оказалась во дворе одна средь бела дня, причём ей даже почти никаких уроков не нужно было делать. Валя ушла на танцы, мама поехала в редакцию с очередной рукописью.

Тюха быстро оглядела притихший дом, почти усохшую без дождей лужу, неровный ряд сараев, бочку. И быстро забралась на крышу, где они с принцами когда-то говорили про чёрных скрупов. Над крышей по-прежнему нависали ветки ольхи, за которыми Тюху даже без волшебства трудно было разглядеть. Впрочем, она не сомневалась, что Том и Рик к ней присоединятся и сделают укрытие совсем непроницаемым для глаз всех тётенек и бабушек.

Принцы и вправду оказались тут как тут. Том сидел по-индейски и грыз травинку. Рик лежал на животе, пристроив подбородок на сложенные вместе кулаки, и сосредоточенно глядел на дом. Нет, не на дом – вдруг осенило Тюху. Конечно, на вьюнок, уже раскрывший свои цветы. Увидев Тюху, он отвёл глаза от дома, улыбнулся, сказал, словно оправдываясь:

– Мы, Подорожники, конечно, вездесущи и многочисленны. Но неказисты. С этим ничего не поделаешь. Нам остаётся любоваться красотой тех, кому она дана.

Тюха свесила голову и посмотрела вниз, туда, где росла разная трава, в том числе и подорожник.

– Это твои цветы, ведь правда? – спросила она Рика. И показала на высокий стебель с пушистой розовой головкой.

– Мои, – меланхолично согласился Рик.

– Ну так вот. Я считаю, что нет цветка красивей подорожника, – свирепо заявила Тюха. – Том, ты не обижайся. (Том понимающе помотал головой: не буду.) Многие, конечно, цветут долго и красиво. А твой цветок – он редкий. Его надо увидеть и не пропустить. И он… совсем особенный. Очень тонкий и воздушный. Вот.

– Ты это мне нарочно говоришь? Чтобы утешить? – грустно улыбнулся в ответ Рик.

– Нет, это правда, – строго сказала Тюха, глядя на него в упор. – Твои цветы очень красивые.

– Я ему говорил, а он не верит, – заметил Том с насмешливой улыбкой.

Рик удивился так, что даже перестал грустить:

– Что ты мне говорил?!

– Что все цветы красивые, – ответил Том, пожав плечами. – Нашёл о чем страдать.

Тюха, глядя на них, рассмеялась. А Том всё не мог успокоиться:

– Нет, ну вот я же не страдаю, что я колючий, правда?

Тюха потрогала его горячую руку и сказала:

– Ты не колючий. Ты шершавый.

И они рассмеялись уже вместе с Риком. А Том буркнул:

– Я всякий бываю, – и даже слегка покраснел.

– Ты вечером придёшь к костру? – спросил Рик, чтобы сменить тему разговора.

Тюха помотала головой:

– Нет, буду сочинение писать. Ну ничего. Это же не последний вечер.

Тюхино сочинение получилось очень длинным. В него попало всё. И бесконечные холода с редкими оттепелями. И голая промёрзлая земля. И героическая мать-и-мачеха, не побоявшаяся расцвести в марте. И майский восторг Зачарованного Сада. Но заканчивалось оно грустно. Тюха писала, что весна как вода от тающего снега. Она смывает прошлое. Все ждут, что весной начнётся что-то новое и чудесное. Но вдруг оказывается, что прежнее чудесное весна уносит навсегда.

Наталье Николаевне это было очень понятно. С весной закончится учебный год, и ей придётся попрощаться с 4 «А». А осенью придут новые первоклашки. Наверно, тоже чудесные, но совсем другие. Таких, как этот класс, не будет больше никогда. Поэтому сочинения про весну Наталья Николаевна решила не раздавать, а сохранить себе на память. Все они были интересными и очень разными.

А над работой Насти Стрешневой учительница, как всегда, задумалась. Что ж это за ребёнок, который так по-взрослому пишет и чувствует? Впрочем, Наталья Николаевна и раньше знала: все дети чувствуют всерьёз и глубоко, просто они не умеют об этом ни сказать, ни написать. Без таких знаний не бывает педагогического волшебства.

Эпилог